Аскетизм по православно-христианскому учению. Том Ι. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

Расстройство и одностороннее направление сил человека находит свое наиболее полное, сильное, рельефное и характерное выражение в так наз. страстях [1108], которые становятся как бы второй природой человека, основным ядром его чувств и хотений, под влиянием которого он и реагирует на вступающие в сферу его сознания различные мотивы.

Собственно в «страстях» и выражается фактически отпадение человека от живого союза с Богом, вследствие получившего преобладание в его жизнедеятельности начала греховного себялюбия, эгоизма [1109].

Вот почему все наиболее характеристические черты с понятия ἁμαρτία переносятся на πάθος [1110].

Страсть

всегда указывает на одностороннее, негармоническое и несвободное состояние сил человека [1111], от которого страдает и его объективное достоинство и субъективное благосостояние [1112] [1113].

Единичный интерес, чрезмерно разросшись в ущерб другим, подчиняет своему деспотическому господству волю человека, почему страсть является болезнью по преимуществу воли [1114], хотя и другие силы и способности человека извращаются и получают ложное, превратное, направление, вследствие влияния страсти на всю психофизическую жизнь [1115]

.

Все громадное множество «разнообразие страстей» (ἡ ποικιλία τῶν παθημάτων) [1116] соответственно «множеству и разнообразию духов злобы» [1117], – которые свв. аскеты сводят обыкновенно к восьми [1118] [1119] главным [1120]

, обычно разделяются ими на телесные (σωματικά, carnalia) и душевные (ψυχικά, spiritalia) [1121]. Первые имеют свою почву в телесных потребностях и инстинктах, вторые – в душевных [1122]. Это деление не означает однако того, чтобы первые рассматривались исключительно в качестве физиологических актов; это – состояния психофизические [1123]. Даже более. Центр тяжести их, как и страстей специально душевных, лежит собственно также в душе

 [1124]. Поэтому и в так называемых, «телесных» страстях весьма трудно, даже невозможно, провести заметную грань между физиологическим и психическим элементами [1125].

На основании данных святоотеческой аскетической психологии всякую страсть вообще можно определить, как сильное и длительное желание, а желание в свою очередь, – как осознанную потребность, выяснившуюся и определившуюся, благодаря прежним опытам её удовлетворения. По определению Немезия, которому следует и св. Иоанн Дамаскин, «определение душевных страстей – такое: страсть есть возбуждающее чувство движение желательной способности, вследствие представления блага или зла» [1126]. Что же касается желания, то оно слагается из трех элементов: неудовлетворенного стремления (или стремления, сопровождаемого чувством угнетения) [1127], представления предмета (φαντασία, в данном случае, αἰσχρὰ φαντασία, ἄνομος φαντασία) [1128], способного удовлетворить этому стремлению и, наконец, чувства удовольствия, знакомого из прежних опытов удовлетворения возникшей склонности соответствующим предметом.