Аскольдова могила

Рассказчик остановился, поглядел вокруг себя и, помолчав несколько времени, продолжал:

Прошел день, прошел другой и третий, а Звенислава нет как нет! Вот и лето прошло, а о добром молодце ни слуху, ни весточки. Однажды, в осенний день, заплутались в лесу два охотника; вот идут они большою поляною и глядь: под ракитовым кустом, разметав свои руки белые, растрепав свои кудри русые, спит Звенислав непробудным сном — из крутых ребер его трава проросла, очи ясные песком засыпались.

Не забывать бы добру молодцу час полуночный, не ходить бы ему по лесу дремучему в Русалкин день!

* * *

— Ну, знатная, брат, сказка! Спасибо тебе! — сказал Простен. — Эй, ребята, поднесите-ка ему добрую красоулю вина.

— А с невестой-то его что сделалось? — спросил Остромир.

— А вот что, господин честной, старики рассказывают. Милосвета, не сходя с помоста, трое суток прождала своего суженого, а там пошла на озеро и кинулась в черный омут. Говорят, с той поры иногда по ночам Долобское озеро ревет, как дикий зверь, и в самую полночь из омута выходит дева в белом покрывале, садится на берег и вопит так, что земля дрожит. Рассказывают также, — прибавил Тороп, кинув значительный взгляд на Всеслава, — что будто бы она приговаривает: веселился бы ты, добрый молодец, да не забывал бы час полуночный!

Всеслав невольно вздрогнул.

— Что ты, брат? — сказал Стемид. — Тебя, никак, дрожь разбирает? Уж не лихоманка ли у тебя? Да выпей чего-нибудь!

— В самом деле, — подхватил Простен, — ну что ты за гость: сидишь как убитый, ни слова не вымолвишь, а в вино-то и усов не обмочил.

— А где бы он их взял? — пробормотал Фрелаф, разглаживая свои рыжие усы. — Не дорос еще, молоденек.

— А, гость нежданный! — закричал Простен, увидя входящего ключника Вышату. — Милости просим. — Поразодвинтесь-ка, братцы, дайте место дорогому гостю.

— Хлеб да соль, добрые молодцы! — сказал Вышата, садясь подле Стемида. — Ну, что поделываете? Всем ли довольны? Не подкатить ли к вам еще бочонок, другой медку?

— Давай сюда! — захрипел Фрелаф. — Много ли только у тебя в погребу-то, а за нами дело не станет.

— Полно, так ли? — прервал Вышата. — Не знаю, как другие, а в тебя, Фрелафушка, я вижу, и воронкой уж немного нальешь. Ба, да что это? Так вы не Всеслава выбрали в Услады.

— Сам не захотел, — сказал Простен.

— Вот что! И то правда, — ему уж, чай, прискучило, да и кстати ли такому большому боярину вести с вами беседу. Ведь он только и якшается что с воеводами: с Добрынею, с Рахдаем, с Соловьем Будимировичем. А вы что, ребята, — простые витязи!

Всеслав поглядел с презрением на Вышату и не отвечал ни слова.

— Да где ты, дедушка, погулял сегодня? — спросил Остромир.

— Мало ли где! Был на Подоле, смотрел, как наши горожане веселились и пировали. Что, ребята, не старые времена: подобрались все киевские красавицы. Поверите ль, ни одного смазливого личика не видал… Э, Голован, и ты, брат, здесь? Люблю за обычай: где есть что выпить да закусить, так молодец Торопка тут как тут. Послушай, любезный, ты везде шатаешься — не видал ли хоть ты какой-нибудь красоточки?.. Потешь, скажи! А то, право, горе берет! Неужели-то они вовсе перевелись?

— Где нам, государь, знать об этом, — отвечал Тороп, поклонясь в пояс, — мы люди темные. Вот твоя милость, дело другое: ты на том стоишь.

— А ты на чем стоишь, дурацкое чучело? Чтоб чужого вина хлебнуть да песенку спеть!

— Вестимо, батюшка.

— Так что ж ты молчишь? Затяни, да смотри — повеселее!

— Э, братец, — вскричал Якун, — знаешь ли что? Мне помнится, ты певал препотешную песенку про одного старого срамца, которого молодые ребята называли услужливым, а отцы и матери вчастую поколачивали.

— Да, да, — вскричал Стемид, — спой нам эту песню, а Вышата подтянет: говорят, у него голос презвонкий!

Ключник понаморщился.

— Неправда, — сказал он, — у меня вовсе нет голоса.

— Что ты, дедушка! — продолжал насмешник Стемид. — А помнишь, как близ села Предиславина ты попался в передел к молодым горожанам да как они приняли тебя в две дубины, так ты поднял такой рев, что за Днепром было слышно.

— Полно, Стемидушка! Ну кто твоим сказкам поверит? Ведь уж все знают, что коли ты примешься лгать, так с тобой и грек не схватывайся.

— Ну вот еще, запирайся! Да тебя и выручал-то Фрелаф. Эй, Фрелаф, ведь, кажется, при тебе в прошлом лете попотчевали Вышату дубьем?.. Ну помнишь, близ леса Предиславина, на Лыбеди?

— Неправда, — сказал варяг, — ты лжешь: я ничего не помню!

— Ой ли? Ну, брат, коротка же у тебя память! Кажись, как бы забыть: ведь и тебе вместе с ним порядком досталось.