Аскольдова тризна

Высунувшись до пояса, он осмотрелся, трубку забросил на берег, чтобы она не плавала на виду, нашёл отлогое место, вышел и спрятался за купами ив и ольхи. Озираясь, двинулся дальше. На нём были лишь короткие штаны, а на кожаном поясе, который охватывал узкую подвижную талию, висел нож; на широких чуть покатых плечах и спине даже при малейшем движении ходуном ходили мышцы, а на ногах при ходьбе вжимались и разжимались мускулы.

Алзун — так звали разведчика — в отряде вогатуров считался самым сильным, умным и смелым. Словно полоз, он скользил сейчас меж валунов, глыбами наваленных на этом берегу Итиля, и легко проскальзывал через кусты, да так ловко, что ни одна веточка не шевелилась.

Скоро он очутился у бывшего становища русов. Затаился: вдруг поблизости ещё находится прикрытие... Сразу узрел, что войско ушло недавно: ковырнул голой стопой золу прогоревшего костра и большой палец ноги почувствовал тепло. Повсюду валялись брошенные ненужные вещи: поломанные спицы от тележных колёс (видимо, здесь шла починка), разорванные кожаные колчаны для стрел и разбросанные то тут, то там перья птицы. Алзун поднял одно и сразу определил, что это перья стрепета — грузной, имеющей вкусное мясо, очень осторожной птицы: убивать её ему приходилось крайне редко.

Теперь уже не таясь Алзун подошёл к реке и пронзительно свистнул; первым с того берега сошёл в воду его конь, за ним последовали другие: вогатуры, держась за хвосты навьюченных одеждой и оружием животных, поплыли на ту сторону, где их ждал проведший разведку соратник, которому они всецело доверяли.

Как себе, доверял Алзуну и жупан-тархан, поэтому и сам следом за вогатурами стал переправляться через Итиль со своими воинами.

Через какое-то время кони взобрались на крутой берег Итиля, поросший густым молодым лесом, и сразу углубились в чащу деревьев. Они, хоть и молодые, невысокие, укрыли полностью мохнатых низкорослых лошадей, на которых восседали булгары. Потом всадники выехали на очень широкую поляну; Аскарбай направил коня к жупану-тархану. За два-три шага до него конь кавгана вдруг оступился на левую заднюю ногу и слегка присел, произведя небольшой шум, — из колючих зарослей ежевики неподалёку вскинулся табунок золотистых фазанов.

То, что споткнулся конь, считалось плохой приметой. Но Аскарбай сделал вид, что ничего не случилось. А сердце похолодело... О плохой примете подумал и жупан-тархан: глаза его гневно блеснули, но, сдерживая себя, как ни в чём не бывало он начал совещаться с начальником отряда вогатуров о дальнейших совместных действиях.

Аскольд ехал впереди войска, вполуха слушая грека: сейчас князя занимали мысли об Игиле, перед которой он после отъезда от могильного кургана их сына испытывал ещё большее чувство вины. Если бы она и Всеслав находились в Киеве, то убийцам не удалось бы осуществить задуманное: так, по крайней мере, казалось князю. На берегу Днепра Всеслав являлся бы для всех княжичем русов, а здесь, на Итиле, был всего лишь приёмным сыном жупан-тархана, и только... Даже если бы Всеслав жил в Булгаре в ханском дворце на правах благодарного родственника, убийцы бы тоже его не достали. Но мать воспитала сына не с тонкой шеей лизоблюда, а с крепкой выей воина... Всеслав в неоднократных жестоких стычках с мордвой, печенегами и хазарами показал себя храбрецом и умницей и был назначен приёмным отцом на должность начальника войска. Но, став им, Всеслав, к сожалению, не думал никогда, что на его жизнь может кто-то покуситься. Зачем?.. Почему?.. Убирают того, место которого хотят занять. А дело у Всеслава было хлопотное, полное всяческих лишений и требовало большой ответственности по защите рубежей, а это значит чуть ли не ежедневные схватки с лазутчиками... Кому оно нужно?! А потом Всеслав всё-таки сын, пусть и приёмный, не родной, властителя приграничной области... Завидовать ему никто не мог. Поэтому Всеслав никого не боялся и охрану почти не имел. Не опасаясь, спал в походе везде: в поле, в лесу... Этим и воспользовались посланные Сфандрой убийцы, а указал на Всеслава жрец, видевший его в Киеве и поехавший с княгиней в Обезские горы.

Грек, узрев, что Аскольд его не слушает, замолчал, но, когда заметил на склоне холма скакавшего к ним Вышату, дотронулся до плеча архонта, казалось, ни на кого, ни на что не обращавшего сейчас внимания:

   — Княже, Вышата скачет! Показывает, чтобы мы остановились...

Аскольд натянул поводья, за ним встало всё чело[86] войска.

Подскакал воевода.

   — Позволь, княже, об одном неприятном происшествии доложить?

   — Что у тебя там?.. — недовольно проговорил Аскольд.

   — В обозе сломались три повозки, пока исправляли, нарушился строй, произошла заминка... Ты со своим отрядом вышел далеко вперёд... А если случится нападение?

   — Ты, Вышата, воевода войска. У тебя в подчинении боилы, сотские, десятские... А впрочем, ладно... — Князь подозвал своего сотского, приказал, чтобы начальствование челом взял на себя. — Поехали, Вышата, я сам хочу поглядеть... А ты, Кевкамен, останься здесь. — Аскольд, обернувшись к греку, уже на ходу бросил ему повеление.