Аспазия

В это время они подошли к гавани. Олимпиец с явным удовольствием оглядывался вокруг. Его дело было почти окончено, прямо перед ним расстилалась большая рыночная площадь, окруженная зданиями с колоннами, получившая свое название от имени строителя Гипподама-милезийца, с левой стороны величественно возвышались колонны театра, по склону укрепленного холма поднимался ряд домов, а на вершине ярко сияло мраморное святилище Артемиды. Внизу, в долине, тянулся до самого моря ряд построек: там роскошный дом, здесь громадные товарные склады, где помещались товары в ожидании продажи или погрузки на суда, тут большая товарная биржа, где капитаны кораблей и торговцы выставляли на показ свои товары и устраивали сделки.

После счастливых войн, давших афинянину обладание над морями, он научился торговать, никто лучше его не знал, когда и какими товарами нужно запасаться, когда вывозить дерево из Фракии или папирус из Египта, какие ковры брать в Милете, когда запасаться тонкими кожаными изделиями в Сикионе. Он узнал, куда нужно вывозить его оливковое масло, его мед, его металлические изделия, его глиняную посуду, и где они лучше оплачиваются. И труд его всегда и везде прекрасно вознаграждался.

Судно, замеченное Олимпийцем, еще по дороге в Пирей, наконец вошло в гавань. Это был афинский государственный корабль, «Амфитрида». Тогда, в массах народа, собравшегося на площади и на верхних каменных террасах раздался громкий гул голосов:

— «Амфитрида»!

— «Амфитрида» с сокровищем Делоса!

— «Амфитрида» с кассой союза!

— Итак, Перикл перевез его сюда, что скажут на это союзники!

— Что могут они сказать, мы стоим во главе их, мы их защищаем, мы посылаем в их гавани наши триремы, мы ведем их войны, они же должны давать деньги, то, что мы зарабатываем — наша собственность.

Когда судно приблизилось, донеслись звуки флейты. «Амфитрида», как и все государственные афинские корабли, управлялась звуками флейты. На скамьях гребцов раздавалось пение, сливавшееся с плеском волн. На носу корабля ярко сверкало позолоченное изображение морской богини, имя которой носил корабль.

Пение, звуки флейты и плеск моря были заглушены громкими, радостными криками народа, в ответ донеслись веселые крики моряков. Звуки флейты замолкли, весла перестали двигаться, корабль остановился. Раздался скрип канатов, звон цепей, стук о палубу. Якорь был брошен, паруса спущены, с берега на корабль перекинут трап.

Несколько афинских вельмож стояли на самом краю береговой дамбы. К ним подошел Олимпиец Перикл и сказал несколько слов. Звук его голоса привлекал своей необычностью. Даже те, кто не знал его, узнали теперь — не все афиняне хорошо знали его в лицо, но зато все отлично знали его голос.

Несколько человек поднялись по лестнице на палубу корабля. Через некоторое время из трюма была вынесена пара больших бочек и перенесена на берег, где уже ожидали мулы.

Трирарх вышел на берег и заговорил с Периклом.

«Амфитрида» привезла золото, деньги всего афинского союза. Она приплыла с Делоса, со звезды морей, в могущественные Афины по требованию Перикла, чтобы превратиться из общих денег союза в дань, взимаемую с городов и островов. Всякое сокровище окружено таинственной прелестью, оно возбуждает надежды и в то же время внушает опасение. Золото, даже превращенное в монету, изменяется от рук, которые к нему прикасаются. Одному оно приносит благословение, другому — проклятие. Также и это сокровище Делоса, на которое устремлены теперь с таким ожиданием взгляды афинян, кто знает, что принесет оно — благословение или проклятие, на что будет употреблено. Кто знает, какие ветры вырвутся из этого мешка Эола?

«На эти деньги можно превратить Афины в первый город Эллады», думали некоторые из сановников, окружавших Перикла.

«На эти деньги можно усилить морские владения Афин, покорить Сицилию и Египет, Персию и Спарту», — думал трирарх.

«Сколько празднеств и зрелищ можно было бы устроить на эти деньги», думал народ, наполнявший каменные террасы гавани.

«На эти деньги можно было бы построить чудный храм и воздвигнуть прекрасную статую», — думал Фидий.

Что же думал Перикл Олимпиец? В его голове, только в одной его, соединялись _в_с_е _э_т_и _м_ы_с_л_и_…

Мулы, предназначенные для того, чтобы везти сокровища из гавани в город, тронулись в путь, сопровождаемые мечтами афинян. И когда толпа несколько разошлась, Перикл и Фидий двинулись в обратный путь. Так как большая часть народа отправилась вслед за сокровищем, то улицы Пирея опустели так, что единичные фигуры бросались в глаза.

На мраморной плите одного из памятников, помещавшихся в стороне от дороги, сидели двое мужчин, поглощенные оживленным разговором, на лице одного выражалось спокойное достоинство мудреца, тогда как черты другого были мрачны, а в глазах светилось фантастическое упорство.

Проходивший мимо Перикл поклонился последнему с ласковой улыбкой, на которую тот ответил резким и враждебным взглядом.