Аспазия

Не униженной, но высоко подняв голову, оставила Телезиппа дом своего супруга, так как ее ожидала судьба, для которой она считала себя рожденной, но никогда не надеялась на осуществление своих надежд. Она постоянно жаловалась всем, что «могла бы быть супругой архонта Базилия» и когда в Перикле созрело желание развестись с ней, он стал придумывать каким бы образом смягчить горечь своего решения и вспомнил, как часто говорила она об архонте Базилии. Этот архонт был сторонником Перикла, человеком уже пожилым, но неженатым. Перикл отправился к нему и спросил его не желает ли он жениться.

Архонт был тихий, скромный человек и был не прочь жениться, если найдется для него подходящая невеста.

– Я знаю одну женщину, – сказал Перикл, – которая как будто создана для такого человека, как ты – это моя собственная супруга. Для меня в ней недостает веселости, которая могла бы быть отдыхом для озабоченного государственного человека в его свободные дни, в ней слишком много суровости и достоинства, которые для серьезного человека, как ты, были бы вполне подходящими. Я собираюсь развестись с Телезиппой, но считал бы себя очень счастливым, если бы знал, что из моего дома она перейдет в дом еще лучшего человека и найдет в нем то, что ей недоставало у меня.

Архонт Базилий выслушал эти слова также серьезно, как они были сказаны.

Относительно того обстоятельства, что архонт должен был по старым правилам жениться только на девушке, Перикл обещал употребить все свое влияние на афинян, чтобы обойти этот обычай. Тогда архонт объявил, что готов ввести Телезиппу в свой дом прямо из дома ее бывшего супруга.

Перикл сообщил своей супруге в одно и тоже время о своем решении развестись с ней и о желании архонта жениться на ней.

Телезиппа выслушала это решение холодно и молча удалилась в свои женские покои; но когда она увидела там своих двух мальчиков, которых теперь должна была оставить, она привлекла их к себе и горячие слезы полились на их головы. Она думала в эту минуту о том, что родила детей Гиппоникосу, который развелся с ней и она должна была навсегда расстаться с детьми, затем родила детей Периклу и теперь ей приходилось оставить и этих, и идти в дом нового супруга. Она казалась себе несчастной, беспомощной, гонимой из дома в дом… Быть супругой архонта, это было целью ее жизни и наконец она достигла ее, но в этом было утешение только для отталкиваемой супруги, но не для матери: глупое женское тщеславие не спасло ее вполне от горечи оскорбленного материнского сердца.

Когда, наконец, наступила минута, в которую Телезиппа должна была оставить дом своего мужа и запечатлеть последний поцелуй на лбу своих сыновей и навсегда расстаться с ними, Перикл вдруг испытал странное чувство: он начал понимать, что союз, соединивший некогда два человеческих сердца, не может быть разорван, не пролив крови этих сердец.

Телезиппа родила ему детей, походивших на нее по характеру, но чертами лица похожих на него. Разве мужчина не должен всегда уважать и считать священной женщину, родившую ему детей, имеющих его черты? Перикл понял это только тогда, когда Телезиппа должна была оставить его дом. До тех пор он простился с ней холодным пожатием руки, но теперь он снова схватил руку женщины, оставляющей ему детей и на эту руку упала слеза.

Телезиппа уже давно удалилась, а Перикл все еще стоял, задумчиво опустив голову, занятый вопросом, принадлежавшим к числу таких, которые человеческая мудрость никогда не разрешит.

Вечно и непосредственно сталкиваются обязанности и права человека…

В женатой жизни Перикла произошел переворот и этот переворот имел две различные стороны, как часто бывает в земной жизни: за печальным удалением Телезиппы последовало веселое вступление Аспазии. Ее появление согнало тень с задумчивого чела Перикла, оно распространило свет до самых отдаленных уголков дома.

Аспазия явилась в сопровождении веселых, смеющихся весенних духов. Мрачная атмосфера дома прояснилась, старые, угрюмые, домашние боги удалились вместе с Телезиппой, Аспазия привела с собой новых. Она поставила в перистиле дома радостного Диониса, улыбающуюся Афродиту и кудрявого, веселого бога ионического племени – Аполлона; в Харитах также не было недостатка у очага этого дома, где им так давно не приносилось жертв.

Дух нововведений, повсюду сопровождавший Аспазию, последовал за ней и в дом Перикла. В короткий промежуток этот дом принял новый, веселый вид.

Аспазия не терпела вокруг себя ничего некрасивого, ничего неблагородного; красота была признана главным законом домашнего очага. Искусные руки должны были украсить стены комнат красивыми картинами; из рук артистов должно было выходить на будущее время не только то, что украшает жизнь, но и то, что составляет ее необходимость.

Проста была до сих пор жизнь Перикла, но теперь эта простота перестала нравиться ему самому.

Ничто не может быть приятнее для влюбленного, как видеть свою возлюбленную наивозможно украшенную. Человек, живя один, не украшает дома для самого себя, но для любимой женщины самый скупой делается расточительным.