Аспазия

Какой демон, какой лукавый Эрот руководил птицей? Теперь она уцепилась когтями за то место, где пряжка сдерживала на плече узкие полы хитона. Птица попыталась освободиться и запуталась окончательно Пряжка расстегнулась и скатившиеся полы открыли блестящее плечо.

– Принеси эту птицу в жертву Харитам! – сказал Сократ, набросил плащ на обнаженное плечо красавицы и удалился.

Гордая милезианка побледнела. С волнением, дрожащей рукой схватила она серебряное зеркало и в первый раз испугалась выражению своего лица.

Неужели красота перестала быть всепобеждающей? Неужели есть нечто, что осмеливается ей противиться? Ужас охватил ее…

10

Юный Алкивиад был в восторге, когда, наконец, его желание сразиться за честь Греции, высказанное им Периклу, было исполнено. Ему, как и Сократу, выпала честь принадлежать к числу граждан, которых посылали на осаду, отошедшего от Афин, союзного города Потидайи.

До этого времени Алкивиад продолжал безумный образ жизни и постоянно давал обильную пищу для болтовни обывателей.

Он основал, так называемое общество Итифалийцев, в котором собрались избраннейшие молодые люди, чтобы вместе устраивать шабаши, как и можно было ожидать от общества, принявшего название от имени Итифалоса. Посвящение в это общество было шутовским и неприличным. Принимались в него только те, которые достаточно послужили Итифалосу.

В насмешку над афинскими обычаями, воспрещавшими утренние попойки, Алкивиад со своими товарищами устраивал утренние кутежи. В своей дерзости, он даже заказал хорошему живописцу нарисовать себя сидящим на коленях молодой гетеры. Все афиняне сбегались посмотреть на картину.

У него была собака, которую он очень любил и называл Демоном. Было забавно слышать, как он, точно Сократ, говорил о своем демоне. Сын Кления постоянно смеялся над Сократом, при этом не стеснялся называть этого человека перед всеми своим лучшим другом. Действительно, он продолжал любить задумчивого мечтателя и философа, хотя тот не мог повлиять на его поступки.

Когда Алкивиад отправился к Потидайи, у него был щит из слоновой кости, отделанный золотом, а на щите изображен Эрот, вооруженный громами Зевса.

Эрот, вооруженный громовой стрелой! Блестящая мысль, достойная эллинского ума. Разве это было не такое время, когда казалось, что действительно, громы Зевса переходят в руки крылатого мальчика!

Некоторые товарищи Алкивиада также отправились в поход и старались превзойти друг друга дорогим и редким вооружением.

Юный Каллиас, сын Гиппоникоса, отправился в поход в панцире, сделанном из львиной головы.

В Афинах была женщина, страшно огорченная, когда Алкивиад собирался оставить город – женщина, которая долго не знала ни горя, ни любви, которая презирала не только узы Гименея, но и узы Эрота, женщина, которая говорила о самой себе: «я жрица не любви, а веселья». Эта женщина была Теодота.

Как мы уже сказали, юный Алкивиад смотрел на нее, как на свою наставницу на пути наслаждений. Его тщеславию льстило, что он обладает, если не красивейшей, то известнейшей гетерой в Афинах – той самой Теодотой, которая в то время стояла на высшей ступени если не красоты, то во всяком случае на высшей ступени славы.

Теодота гордилась обладанием Алкивиадом. Это увеличивало ее славу…

Некоторое время юный Алкивиад ни с кем так не любил проводить время, как с черноокой коринфянкой, водил друзей по большей части в веселый дом Теодоты, и ее веселый характер, не менее чем красота, оживляли пиры Алкивиада.

Но Теодота скоро сделалась грустнее, чем была в начале своих отношений с Алкивиадом. Юноша был слишком хорош, чтобы женское сердце, хотя и никогда еще не любившее, не было тронуто этой красотой. Сначала она мало беспокоилась, что ее юный друг улыбается и другим женщинам-гетерам. У нее самой, когда Алкивиад с Каллиасом и Демосом собирались в доме, были веселые и очаровательные приятельницы – но скоро Алкивиад, не без неудовольствия, начал замечать, что поведение коринфянки изменилось. Она стала задумчивой и серьезной, часто вздыхала, ее веселость казалась искусственной.

Часто она страстно обнимала юношу, как бы желая удержать при себе навсегда. Слезы примешивались к поцелуям и, когда Алкивиад при ней любезничал с другой женщиной, она бледнела и губы ее дрожали от ревности.

Эта перемена характера Теодоты далеко не нравилась веселому и легкомысленному юноше: вся прелесть, все очарование Теодоты пропало – она стала казаться ему скучной. В те минуты, когда она предавалась ревнивым упрекам, он выходил из себя, но все-таки скорее прощал ревность, чем мечтательные, плаксивые ласки, которыми она надоедала.

Она клялась, что любит, что будет принадлежать ему одному, а он был совершенно к этому равнодушен, потому что нераздельное обладание женщиной, это высшее стремление сердца зрелого мужа, не имеет никакого значения и даже скучно для юного любовника. Юный Алкивиад говорил Теодоте: