Аспазия

Один только Менон презирал опасность. Его можно было найти повсюду, где свирепствовала зараза. Более всего он предпочитал быть между трупами: много раз его видели сидящим на холме из трупов, радующимся несчастью и насмехающимся над трусливым народом, который бежал от трупов и от него самого. Но так как стали замечать, что он, несмотря на опасность, оставался здоровым, то многие стали подражать ему, приписывая счастье тому, что он был постоянно пьян. Вскоре улицы наполнились пьяными, которые пели гимны в честь царицы Чумы, презирая ее ужасы.

Эти же самые люди за деньги выносили покойников из домов и занимались погребением или сожжением трупов. Они занимались своим делом с грубой наглостью людей, которые не напрасно ставят на карту свою жизнь. Они требовали и брали все, что им нравилось, грабили и опустошали дома, в которых исполняли свои обязанности. У них не было страха перед законом, так как деятельность судей давно остановилась и преступник думал, что чума уничтожит истца, или же избавит его самого от необходимости отвечать.

Не только люди беднейшего и низшего класса предавались грубым излишествам, но и люди богатые поступали также – в особенности молодежь, старавшаяся чем только возможно вооружиться против охватившего всех страха.

Многие неожиданно оказались богачами, сделавшись наследниками своих родителей, братьев, сестер и других родственников, но так как они боялись, что их постигнет такая же судьба, как и тех, которым они наследовали, то они старались вовсю воспользоваться выпавшими на их долю богатствами.

При виде этих, неожиданно разбогатевших, других брала зависть, они желали и себе такой же участи, а от надежды до преступления было недалеко. Таким образом, нравы портились, вместе с тем, как мы уже говорили, все более расширялось царство мрачного суеверия: те которые не бросались в пьянство и разнузданность, искали себе защиты и утешения в преувеличенном благочестии, в суеверном почитании богов.

Выступили такие люди, как Диопит, которые выставляли постигшее Афины несчастье наказанием богов. Гнев народа обратился против тех, на которых Диопит и ему подобные указывали, как на главных виновников божественного гнева.

Стали вспоминать о секте метрагиртов, из которых один был брошен в пропасть пьяными итифалийцами и много было таких, которые думали, что может быть напрасно презирали метрагиртов, говоривших о своем освободителе, и что, может быть, поступок с несчастным действительно вызвал мщение бога и даже утверждали, что для уничтожения чумы единственное спасение – это поклонение разгневанному божеству.

Приверженцы фригийского бога хвалились, что умеют исцелять чуму. Они сажали больного на кресло и танцевали вокруг него с дикими криками. Принимать участие в этих танцах считалось средством против заболевания для здоровых.

Вот до чего дошли афиняне!

То, чего боялась Аспазия и чему хотела помешать, свершилось. Чуждое и мрачное ворвалось в прекрасный и светлый греческий мир, если не для того, чтобы одержать немедленную победу, то для того, чтобы подготовить почву для уничтожения светлой звезды Эллады.

В то время как в Афинах страшная чума распространяла отчаяние, ужасы другого рода окружали аттическую страну. Война разгоралась, снова пелопонесцы напали на Аттику, наводнили ее и принудили население скрыться в городе. Сильный флот, на этот раз предводительствуемый самим Периклом, вышел из гавани и на пелопонесском берегу вынудил спартанского царя отступить. Но Потидайя продолжала сопротивляться, приходилось осаждать Коринф и то там, то сям, в колониях, вспыхивало возмущение.

Для того, чтобы спасти Аспазию и своих сыновей Паралоса и Ксантиппа от опасности заразы, Перикл, на время своего отсутствия, переселил их за город. Аспазия отправилась в сопровождении всего своего дома в небольшое имение близ Афин. Но несчастье следовало за ней. Ее школа после потери Зимайты потеряла еще Дрозу и Празину: они только для того были освобождены из Мегары победоносным Периклом, чтобы погибнуть в Афинах в цвете лет и красоты от ужасной чумы.

Кто только мог, тот, подобно Аспазии, бежал из зачумленного города в окрестности или на близлежащие острова, где опасность казалась меньше.

Круг друзей Аспазии был разорван. Эврипид уже раньше оставил Афины. Сделавшись ненавистником людей, он жил на Саламине, в строгом уединении и более всего любил проводить время в прибрежном гроте, в котором в первый раз увидел свет.

Софокл, как прежде, жил в своем деревенском уединении, на берегу Кефиса и голова любимца богов не была постигнута несчастьем, поразившим все Афины. Ясная мудрость не изменила ему и помогла избежать участи Перикла. Он ничем не дорожил, но в тоже время не давал серьезной стороне жизни овладеть собой.

Чума пощадила также и Сократа, хотя он не оставлял город, бесстрашно бродя по улицам Афин, не избегая людей, и повсюду, где только мог, оказывая помощь.