Аспекты визуальности художественной литературы

Несовпадение внутренних ресурсов героя и той роли, которую он желает занять в миропорядке порождает сатирическую модальность. Изображается такое несоответствие рядом зримых положений, очевидных читателю, но всегда неочевидных самому герою. В сатире личность претендует на какую-то роль, пытаясь вести себя «как начальник», «как отец», «как священник», «как рыцарь», но всегда не дотягивает до совпадения с этой ролью. В отличие от героики здесь самозванство — стержень ситуации. По словам Гегеля, в сатире происходит «пустое разбухание субъективности».

В рассказе Ильфа и Петрова «Даровитая девушка» о самой героине по имени Кусичка Крант мы знаем только некоторые детали. На афише фильма, в котором она снимается, отсутствует её имя, а в самом фильме вместо неё лишь «мелькнули чьи-то взятые крупным планом ноги» [Ильф И., Петров Е., 1961. С. 295]. О сатирической модальности рассказа свидетельствует несовпадение претензии на роль в миропорядке (а конкретно в этом случае — на роль в фильме), статус актрисы и реальное положение дел, где мелькнувшие в кадре на одно мгновение ноги Кусички Крант используются как эпизодический фрагмент. Это никак не соответствует заявлениям самой героини: «я решила посвятить кино всю, всю жизнь» [Там же. С. 292], «у меня фотогеничное лицо» [Там же], она «вставала в шесть часов утра и отправлялась на кинофабрику. Возвращалась поздно вечером усталая, голодная, но торжествующая» [Там же. С. 293]. Здесь отсутствие героини в кадре указывает на отсутствие той роли, которую приписывает себе персонаж. Ранний уход и позднее возвращение оборачиваются нулевым результатом, свидетельствуют о раздутой претензии, а не о трудовом подвиге. Отсутствие визуальных подробностей внешности и самого лица в кадре, само по себе обнаруживает вскрытие пустой претензии на значимость, отсутствие лица под маской. Характерное для сатиры выявление обезличенности, которому соответствует и частичное устранение визуального, — это и есть способ сатиризации наружностью, о котором упоминает М. Бахтин.

В другом рассказе Ильфа и Петрова «Весельчак» внешность героя по имени Никанор Павлович представлена так: «За мной стоял рыжеусый человек с оловянными глазами, в драповом пальто, каракулевой шляпе с лентой и больших хозяйственных калошах» [Там же. С. 324]. Здесь большинство деталей внешности составляют лишь вещи: пальто, шляпа, калоши, лента. Рыжие усы и «оловянные» глаза представляют собой скорее маску, чем реальное лицо человека. Такая стратегия изображения вызвана сатирической установкой рассказа, которая обнаруживает пустоту личности под маской «весельчака». Изобразительная сторона произведения здесь демонстрирует отсутствие человеческого лица. Это говорит о необходимости рассмотреть случаи редукции визуального в эпосе.

§ 2. Допущение некоторой степени визуальной редукции в эпосе

Отсутствие зримых образов не только в лирике, но и в эпосе очень важно, поскольку означает, что редукция зримых образов есть в каждом роде литературы. Родовая принадлежность произведения влияет на интенсивность в нём зримых образов, но не гарантирует беспрерывного созерцания, сплошной визуальности в каком-то из родов. Хотя лирика показывает, что существует сплошная незримость (полная редукция), но никогда не бывает сплошной визуальности на протяжении всего текста. Следующий параграф исследования предполагает изучение визуальности и её редукции в драме, а пока мы обратимся к примерам редукции зримого в эпосе.

В рассказе А. И. Куприна «Чудесный доктор» первая реплика героя: «Гриш, а Гриш! Гляди-ка, поросёнок-то… Смеётся… Да-а. А во рту-то у него!.. Смотри, смотри… травка» [Куприн, 1987. С. 18] ещё не даёт читателю конкретного представления о месте, в котором происходит действие, о времени года, о смысле самой реплики. Из этих слов героя читатель видит только часть мира глазами мальчика. Но повествование последовательно открывает новый (дальний) план изображения: детей, стоящих перед окном гастронома в зимнее время года. Когда витрина названа «великолепной выставкой», мы понимаем, что описание передаёт точку зрения двух голодных мальчиков. В этом описании присутствует подробное изображение содержимого витрины, но отсутствует изображение внешности самих героев. Можно считать представленную повествователем картину неполной. Но отсутствие наружности героев здесь не случайно: читатель должен отвлечься от созерцания их внешности, чтобы смотреть не на самих героев со стороны, а посмотреть их глазами на мир. Редукция внешности, таким образом, является частью художественной задачи. Внешность здесь устраняется в пользу определённой точки зрения — точки зрения самих персонажей.