Аспекты визуальности художественной литературы

Нельзя не заметить, что различия между комедией, драмой и трагедией сказываются на визуальном характере этих художественных миров. Действия нередко разворачиваются вокруг обычных людей и в соответствующей бытовой обстановке. Это задаёт соответствующие этой обстановке визуальные атрибуты мира. Часто противоречия, составляющие содержание драмы, развиваются внутри семьи, на фоне любовных отношений или в духовном мире человека, находящегося в разладе с собой и обществом. Во многом исход событий драмы зависит от самого человека. Даже если персонаж гибнет, это становится результатом его собственного выбора.

Ситуации трагического произведения неразрешимы, персонажи часто занимают особое положение — цари, герои, боги. Здесь визуальный фон действий меняется в сравнении с драмой. Герои попадают в безвыходное положение по воле судьбы. Герои трагедий пытаются бороться в сложившихся условиях, но, несмотря на свои усилия, погибают. В трагедии над всем происходящим властвует неумолимый рок, но это не означает эпического многообразия. В «Проблемах поэтики Достоевского» М. М. Бахтин утверждает:

«Реплики драматического диалога не разрывают изображаемого мира, не делают его многопланным; напротив, чтобы быть подлинно драматическими, они нуждаются в монолитнейшем единстве этого мира. В драме он должен быть сделан из одного куска. Всякое ослабление этой монолитности приводит к ослаблению драматизма. Герои диалогически сходятся в едином кругозоре автора, режиссёра, зрителя на чётком фоне односоставного мира. Концепция драматического действия, разрешающего все диалогические противостояния, чисто монологическая. Подлинная многопланность разрушила бы драму, ибо драматическое действие, опирающееся на единство мира, не могло бы уже связать и разрешить её. В драме невозможно сочетание целостных кругозоров в надкругозорном единстве, ибо драматическое построение не даёт опоры для такого единства» [Бахтин, 2002. С. 23].

Монолитность мира означает сокращение ракурсов видения и, соответственно, стремится к однопланному видению по сравнению с эпосом. При этом нельзя сказать о полном отсутствии сопровождающего голоса в драме, поскольку он время от времени возникает для читателя во внешних и внутренних ремарках текста драмы. И он тоже как-то управляет зрением читателя. Это расширяет видение читателя, не даёт сблизиться ему с точкой зрения героя на столько, насколько это бывает в лирике. Мир героев драмы, конечно же, не лишён обстановки, пейзажа, деталей интерьера и портретных черт действующих лиц, но это более фрагментарно, чем в эпосе.

§ 1. Портреты действующих лиц в драме

Возможная в эпическом мире подробность портрета отсутствует в драме. Детали внешности действующих лиц лишены дистанцированного взгляда повествователя или героя-рассказчика. О внешности действующего лица читатель драмы узнаёт только из авторской ремарки и некоторых реплик других персонажей. Исключение посредника между миром героев и читателем приводит к уменьшению количества горизонтов видения. Минимальность или полное отсутствие портрета в драме обусловлено рядом причин:

1) древнегреческие трагедии не предполагали существование читателя, а для сценического воплощения использовались маски. Уделять место портрету героя в тексте трагедии не было необходимости. Но это не просто «техническое» условие. Умозрительное измерение древнегреческих трагедий существовало только для автора, а актёры и зрители были практически вовлечены в происходящее посредством прямого созерцания.

2) трагическая или комическая маска в таких пьесах заменяет всю внешность и отменяет индивидуальность. Исключение описаний внешности в тексте — это исключение индивидуальности действующего лица в пользу раскрытия общих, близких каждому зрителю коллизий.

Выделение драмы как отдельного от трагедии и комедии жанра начинается с XVIII века, когда ряд европейских драматургов (таких как Д. Дидро, П. — О. Бомарше, Г. Э. Лессинг) создают «мещанскую» драму. Мещанская драма (уже исходя из такого названия) изображает частную жизнь человека, конфликт пьесы зачастую тесно связан с внутрисемейными противоречиями. В трагедии Г. Э. Лессинга «Эмилия Галотти» читатель может получить некоторое представление о внешности графини Орсина из диалога между художником и принцем:

«Конти. И при этом у неё было такое выражение лица, следа которого, разумеется, на портрете не найти.

Принц. Это-то я и имел в виду. В этом-то я и усматриваю безграничную лесть… О, как я знаю это гордое, насмешливое выражение, способное обезобразить лицо самой Грации!.. Не отрицаю, что прекрасные уста нередко становятся ещё прелестней, если они немножко скривятся от насмешки. Но — прошу заметить! — только немножко. Это не должно превращаться в гримасу, как у графини. А глаза должны сдерживать резвого насмешника… Но таких глаз мы и не видим у нашей доброй графини. Нет их и на этом портрете.

Конти. Ваша светлость, я крайне изумлён…