Assassin's Creed. Преисподняя

– Вы правы. Не всегда. И не в отношении молодых аристократов, которые напились, взяли проститутку или даже двух, поволокли на кладбище, а потом вдруг нарвались на сутенеров этих девиц. Я угадал? Надеюсь, вы не будете пытаться уверить меня, что эти милые мальчики возлагали цветочки на могилу? У знати есть одна характерная особенность: они любят развлекаться за счет тех, кого считают ниже себя. Возможно, в тот раз удача показала им задницу.

Детектив пожал плечами:

– То-то и оно, что напавший не был сутенером. И дело не касалось денег. Однако малец убил друга моего нанимателя и покалечил двух его телохранителей…

– Так они были с телохранителями? Черт побери, умеете вы вызвать сочувствие у других!

Хейзлвуд нахмурился и снова взялся поправлять воротник. У него покраснела шея. Все шло совсем не так, как он себе представлял.

– Поймите, констебль: напавший – опасный человек. По их мнению, его и человеком назвать было нельзя. Думаю, в наших общих интересах, чтобы подобное существо навсегда исчезло с лондонских улиц.

Абберлайн думал об оттенках серого, про которые говорил Обри. О превратностях правосудия, когда двое аристократов берут телохранителей и устраивают пьяные развлечения в не слишком благополучных частях города. Если нашелся одиночка, сумевший проучить этих высокородных мерзавцев, а заодно и их телохранителей, с какой стати нужно его искать? Молодец, в одиночку отдубасил четверых. Абберлайн знал, что́ сказал бы Обри по этому поводу. Он бы пожелал смелому парню удачи и сил.

Впервые в жизни Абберлайн понял, что ему не только все равно. У него почти иссякла способность приходить на помощь всем без разбора, как то надлежало бы хорошему полицейскому. Поэтому, выслушав Хейзлвуда, Абберлайн лишь усмехнулся:

– Тогда скажите, любезнейший, как же выглядел этот человек, которого и человеком назвать нельзя? Кого мне высматривать? Может, чудовище ростом под два метра, с острыми зубами, длинными когтями и рыком, от которого стынет кровь?

Частный детектив выпучил глаза:

– Знаете, констебль, если бы не ваша репутация, я бы решил, что вы выпили лишнего. Нет, констебль, когда я говорил, что напавшего нельзя назвать человеком, то имел в виду только то, что это совсем молодой парень. Мальчишка.

– Молодой парень? – переспросил Абберлайн.

– Представьте себе. Молодой босоногий индус. Мне говорили, он дрался, как дьявол. И двигался, как акробат.

Абберлайн больше не улыбался. Он смотрел на частного детектива во все глаза.

– Как акробат, говорите?

36

На следующий день Призрак стоял у шахты и следил за работой остальных землекопов. Он прижимал к груди несколько папок, набитых всевозможными списками, накладными, распоряжениями и графиками работ. Марчант переложил на него едва ли не всю канцелярскую рутину. Призрак очень скоро почувствовал ее тяжесть. Обилие навалившихся мелочей, которые требовалось помнить и держать в голове, не шло ни в какое сравнение со всеми его прежними занятиями. Даже с тонкостями владения ножом кукри, чему в детстве учил мальчика Итан Фрай.

Подошел десятник и, вытерев рукавом нос, спросил:

– Мистер Сингх, мне уже можно звонить пересменку?

Призрак смотрел на подошедшего, стараясь не вглядываться в лицо, а сосредоточиться на непривычных словах. В особенности на обращении «мистер Сингх».

– Да, конечно, – наконец выдавил из себя юноша. – Спасибо.

Десятник отошел, озабоченно почесывая в затылке. Как и многие, этот человек не успел привыкнуть к столь внезапной перемене. До сих пор Призрака окликали не иначе как «индус». А теперь… «мистер Сингх». В этом обращении чувствовалось уважение. У Призрака появилась власть, ибо что есть уважение, как не разновидность власти? Впервые в жизни он ощутил ее притягательность и понял, почему люди постоянно добиваются обладания этим даром. С властью приходили деньги, влияние и, что еще важнее, – возможность быть услышанным. Все это влекло ничуть не меньше, чем любовь, дружба, семья. Возможно, даже больше, поскольку власть обращалась не к кротости сердца, а к корыстной стороне человеческой природы.

«В другом мире я бы вполне мог привыкнуть к такому обращению, – думал Призрак. – Я бы даже наслаждался, слушая, как меня называют мистером Сингхом».

А в этом мире у него попросту не было выбора. Его повысили, и юноше не оставалось иного, как приспособиться к своему новому положению.

Кавана через Марчанта распорядился, чтобы Призрака приодели. Харди вручил парню коричневый бумажный сверток с одеждой.

– Держи. Тут кое-какие шмотки: брюки, сапоги, рубашка и пиджак. Есть и шляпа, если она тебе понадобится.

Ночью, вернувшись в туннель под Темзой, Призрак надел все это на себя и показался Мэгги.

– Да ты прямо щеголем городским заделался, – сказала она, разглядывая приодевшегося парня. – Теперь тебе проходу от женщин не будет. А может, они уже на тебя вешаются?

Призрак улыбнулся Мэгги и почувствовал, как улыбка открыла сердце старой женщины. Точно как в ночь их знакомства. Мэгги смотрела на своего друга и наверняка думала: «Эх, была бы я лет на сорок моложе…»