Сейчас он будет на нее орать, подумала она и задрала подбородок — приготовилась к стычке.
— Я тебя сейчас убью, — тихим и оттого особенно страшным голосом пообещал он. Затем схватил ее за предплечье стальными пальцами и, прищурив глаза, вопросил: — Где ты была?
— Эй, полегче! — возмутилась Аннет. Пальцы сжались крепче, а Максимилиан повторил вопрос еще более зловещим тоном, чем прежде.
— Где ты была?!
Аннет фыркнула, кое-как выдернула руку и с вызовом ответила:
— Гуляла.
Максимилиан шумно выдохнул и произнес сквозь сжатые зубы:
— Опять гуляла! Гуляла. Дышала свежим воздухом, любовалась на звезды, наслаждалась праздником. Забыла, о чем мы договаривались? Ты не дождалась меня, ушла! На ночь глядя! Одна! Идем в номер. Там поговорим.
Аннет дернула плечом, повернулась и пошла к дверям гостиницы. Максимилиан легонько подталкивал ее в спину.
Как арестант в сопровождении злющего конвоира, она прошла в вестибюль гостиницы, забрала ключ у зевающего портье, поднялась по лестнице и, кое-как отперев замок, ворвалась в номер. Максимилиан очень тихо прикрыл дверь, сложил руки на груди и хмуро сообщил:
— Я вернулся и обнаружил, что твоя комната пуста. Сначала ждал в гостинице. Потом отправился искать. Люди видели тебя в живом лабиринте, и в компании Луизы, но Луиза давно вернулась и улеглась спать, и толком не смогла рассказать, куда ты делась. Лишь припомнила с трудом, что от экскурсии на Корабль-в-бутылке ты отказалась. Все же я сходил в старый Луна-парк…
Аннет насторожилась.
— … и застал там кучку злых горожан и Ангренажа. Он клял хулиганов на чем свет стоит и возился с аттракционом. Во время праздника кто-то из гуляк забрался в бутылку и сломал механизм.
Разминулись, сообразила Аннет. Жаль, Максимилиан не появился там чуть раньше. Ладно, посмотрим, как он запоет, когда узнает правду.
Рассказать ему или нет о том, что случилось? Она вела себя неосмотрительно и попала в ловушку. Пожалуй, Максимилиан будет очень-очень зол, когда узнает все подробности.
Она мельком глянула на него и вспыхнула. Максимилиан нахмурился и сердито потер шею, а когда убрал руку, стало видно, что ворот его рубашки был испачкан розовой помадой оттенка, которым пользовалась Линда. Самый модный тон в этом сезоне, «Веселая пастушка» называется.
Аннет почувствовала раздражение пополам с горечью. И он еще смеет обвинять ее!
Она немедленно возжелала скандала. Максимилиан подался вперед и открыл рот, чтобы продолжить допрос, но она опередила его:
— Простите, что ушла одна, не дождавшись, когда вы вернетесь со свидания с Линдой, — проговорила сладким голоском, медленно расстегивая жакет. Ткань отсырела, и пуговицы застревали в петлях. — Полагаю, все прошло чудесно, не так ли? Я видела вас в беседке в саду за гостиницей, но вы были так увлечены вашим… важным разговором, что я не посмела вас тревожить и отправилась побродить по улицам.
— Ты нас видела? — удивился Максимилиан и саркастически вопросил: — А раз видела, то почему не пришла на помощь?
— Какую помощь?! Зачем?! Линда вас что, грабила? — возмутилась Аннет, бросив сражаться с неподатливой пуговицей. — У вас все было мило и распрекрасно, разве нет?
— Ну ты же вступилась за ту девушку на дирижабле. А мне, между прочим, пришлось куда хуже.
— Что за бред! — вскипела Аннет, в досаде так сильно дернув за края жакета, что пуговица отлетела и покатилась по полу к камину.
Максимилиан ухмыльнулся, а потом развел руками и пояснил:
— Целый час Линда морочила мне голову. Мы сидели в кафе на площади. Она болтала о пустяках. Ничего важного у нее выяснить не удалось. Потом я пошел в гостиницу, она навязалась провожать. Мы уже распрощались, когда она начала мяться, мычать, а потом призналась, что хочет сообщить что-то очень-очень важное. Предложила пройти в беседку, чтобы поговорить вдали от чужих глаз. Я, простофиля эдакий, повелся. Стоило зайти туда, как она кинулась мне на шею и полезла целоваться. Черт, у нее руки цепкие, как у обезьяны! Никак не мог ее оторвать от себя, не причиняя боль. А потом наша юная художница потребовала, чтобы я немедленно отвел ее в свой номер — предаться греховной страсти.
Максимилиан рассказывал беззаботным тоном, однако уши у него чуточку покраснели. Аннет с интересом посмотрела на него и насмешливо спросила:
— И что же было дальше?
Максимилиан сильным, очень мужским жестом распустил узел галстука, дернул за ворот рубашки и со вздохом признался:
— Стыдно сказать, но я ужасно растерялся. В такую ситуацию я попал впервые.
— Впервые? Быть того не может. С вашим-то опытом по женской части!
— Бывало, дамы проявляли инициативу, но с такими юными и агрессивными девицами мне ранее дел иметь не приходилось.
У Аннет от облегчения в груди стало легко и приятно. Она вспомнила упреки Максимилиана, которыми он осыпал ее во время памятного разговора на дирижабле, и, не давая себе труда сдержать рвущееся на волю ехидство, сообщила:
— Ничего удивительного. Вы вели себя как шалопай. Вскружили бедной девушке голову, бросали на нее свои тигриные взгляды. Надеюсь, вы не залепили ей пощечину, когда она покусилась на вашу честь?