И у причала был полный парад. «Пионеры» добирались до лагеря и морем. Рядом с катером Василия покачивались на ленивой волне три стройные яхты. Одна даже была двухмачтовая — и в океан на ней не стыдно выйти. У всех на стеньгах полоскались синие флаги с радугой и стрелой.
«Все посудины, — отметил про себя Алик, — под флагом всемирного ШИЗО».
На пляже — никого. Даже чаек. Чайки плескались далеко в заливе — к хорошей погоде.
Алик оглянулся. Ему стало неприятно, он стоял один посреди пустого пляжа, как мишень на стрельбище. Ему даже казалось, что за ним кто-то пристально наблюдает из-за прибрежных сосен. Алик потянулся и сел на песок — все-таки не так заметно. Только он сел, откуда-то из-за спины раздался тихий свист. Алик постелил на песок свитер и лег, закинув руки за голову. Тонкий тихий свист раздался снова, но уже более требовательно. Алик встал и не спеша, будто ища что-то под ногами, пошел к дюне. Охранник в стеклянной будочке на причале за ним явно наблюдал — даже бинокль на солнце поблескивал. Алик поднялся на дюну, встал за куст. Отблеск на причале пропал — охранник опустил бинокль, потерял объект наблюдения.
Тихий свист раздался совсем рядом, из заросшей высоким иван-чаем воронки. Алик раздвинул траву, кто-то цепко и больно схватил его за лодыжку. Алик скатился на дно воронки, успев подумать: «Это не Андрюша». Когда он открыл глаза, увидел сердитое лицо Петровича.
— Мы тебя уже сутки ждем!
— А где Андрюша? — огляделся Алик.
— Скоро будет, — обнадежил Петрович.
— Где он?
— На обследовании.
— На каком обследовании? — забеспокоился Алик.
Петрович объяснил, что Чен вдруг очень заинтересовался Андрюшиной раной и с утра отправил его в медкорпус на обследование. Андрюша не хотел напрягать ситуацию, пока не появится Алик. Андрюша отправил Петровича на дюну, а сам пошел в медкорпус. Сказал, что ненадолго, что сразу сюда придет.
— Он с утра ушел? — переспросил Алик.
— Придет, — успокоил его Петрович,— все равно раньше темноты отсюда не уйти.
— Я только до семи отпущен, — вспомнил Алик, — после семи поднимут тревогу.
Петрович подумал немного:
— Можно и в семь. В семь у «пионеров» ужин начинается. Весь персонал перед ними на ушах будет стоять. А после ужина у них крутая гульба — «на лужайке детский смех». До поросячьего визга. Можно и в семь.
— Не нравится мне это, — сказал вдруг Алик.
— «Детский смех»? — не понял Петрович.— Они свое детство за хорошие деньги купили. Пусть веселятся.
— Обследование мне не нравится,— задумался Алик. — Разве у него серьезная рана?
— Царапина, — поморщился Петрович. — Я ее сразу обработал, перевязал.
— Зачем же тогда обследование? Странно…
— Ничего странного, — сказал Петрович. — Чен решил Андрюшу в наше шоу запрячь. Я ему говорил, что боец сырой еще. А у Чена выхода нет — вторая пара распалась.
Алик ничего не понял. И Петрович подробно ему объяснил, как раскосый Карим наотрез отказался от боя. Как утром пришел в бойцовский блок Чен уговаривать Карима, а когда не уговорил, разделал обладателя черного пояса под орех, сломав ему пару ребер. Теперь Карим, если и поумнеет, драться уже не скоро сможет. И неустойку на Карима повесили такую, что ему всю жизнь придется работать на «шоу кумитэ». Только жизнь у Карима будет короткая. Чен намекнул ему, что позаботится об этом сам.
— То есть как позаботится?
— Сам его на арене убьет, — просто объяснил Петрович.
— И Андрюшу они тоже хотят убить, — сказал вдруг Алик.
— Не успеют, — улыбнулся Петрович, — бой завтра, а вы сегодня уйдете.
— Но его же нет! — заволновался Алик. — С самого утра!
Петрович усмехнулся и встал:
— Ладно, я сам за ним схожу. Только ты не пропади, доктор. Сиди тут тихо, как мышка. Жди.
Алик встал перед Петровичем:
— Я вам не верю.
Петрович оценил его решительное лицо:
— Чему не веришь?
— Что вы хотите нам помочь. Не верю!
Петрович осторожно, двумя пальцами, одним под подбородок, другим в сплетение, усадил Алика на мох:
— Не верь дальше. Только мне не мешай. У тебя другого выхода нет. Или навсегда здесь останешься.
— Вы же на Василия работаете! — волновался Алик. — «Маячок» в патроне, кассеты, наш разговор на балконе!
Петрович присел перед ним:
— Ты прав — я на него работаю. Для Василия Ивановича лучше, чтобы вы отсюда ушли.
Алик растерялся:
— Когда он вам это сказал?
— Это я сам решил,— твердо сказал Петрович,— ты ему ничем не поможешь, доктор. Потому что не любишь его и не понимаешь. — Петрович будто обвинил Алика в чем-то. И Алик начал заводиться. Но Петрович не дал ему сказать: — Он тебе верит, а ты не веришь ему. Между вами баба. Эта баба и не дает тебе его понять. Тебе лучше уйти. Ты только все испортишь. Василий Иванович и без тебя справится.
Алик даже засмеялся такому неожиданному повороту. Петрович тихонько выполз из воронки, огляделся из-за травы и обернулся к Алику: