Астрид Линдгрен. Лучшие сказки

«Спорим, что моя бабушка больше похожа на бабушку, чем твоя, — говорит Карлсон Малышу, встретившись с ним после лета. — Спорим?» Но уж о том, что сам Карлсон больше всех ребят похож на всех ребят, а особенно на некоторых, и спорить нечего — это ясно всякому. Кто лучше Карлсона умеет забавляться, развлекаться, веселиться, проказничать? Кто лучше Карлсона умеет выдумывать всякие игры — в прятки, в привидения, в больного, в палатку с фонариком, в погоню, в «Вечер чудес»? Кто больше Карлсона любит мясные тефтельки, шоколад, конфеты и пироги со взбитыми сливками? Кто чаще Карлсона говорит, надувшись: «Нет, я так не играю! Это несправедливо!» И кто быстрее Карлсона забывает все обиды, обрадовавшись старому фонарику, который — ура! — зажигается.

Может быть, Карлсон и вправду «лучший в мире рисовальщик петухов», «лучшее в мире привидение» и «лучший в мире внук», как утверждает он сам. Но уж, во всяком случае, он лучший в мире товарищ по играм. А когда дело дойдёт до серьёзных вещей, Карлсон не подведёт — и втащит за руку на крышу поскользнувшегося Малыша, слетает за бутылочкой молока для голодной Гуль-фии, «чрезвычайно заброшенного младенца», одурачив жуликов, выручит из беды простодушного деревенского паренька Оскара и, одурачив их во второй раз, спасёт кошелёк и часы дяди Юлиуса. И даже — как ни боится опоздать на пирог! — не забудет принести в подарок Малышу свой любимый свисток.

Правда, он тут же предупредит Малыша, что часто будет брать у него этот свисток, даже очень часто, почти каждый день. Но Малыш на него не обидится. Стоит ли обижаться по таким пустякам! Стоит ли вообще обижаться на «лучшего в мире Карлсона»?

Нет, не то чтобы Малыш совсем уж ничего не замечал. Это в первые дни знакомства с Карлсоном он разинув рот слушал его рассказы о «тысячах паровых машин», «тысячах картин с петухами», «тысячах летающих собак» — «там, наверху». Но когда постепенно выясняется, что все машины «вдруг взорвались», все собаки «разлетелись», а все петухи «свелись» к одному «очень одинокому петуху», он начинает кое о чём догадываться. О, к концу первой части книжки Малыш уже прекрасно разбирается в том, что имеет в виду Карлсон, когда предлагает отдать все конфеты «на благотворительные цели»!

«Хорошо, — отвечает он Карлсону, — если я получу коробку конфет, я тебе её отдам». Он уже хорошо знает, каково проигрывать или выигрывать у Карлсона спор и делить с ним сласти, знает и как надо отвечать на все вопросы, начинающиеся со слов: «Угадай, кто лучший в мире…» Отвечать на них надо всегда одинаково: «Конечно, ты, Карлсон!»

Да и про читателей нельзя сказать, что они уж совсем ни о чём не догадываются. И они замечают, как похож Карлсон не только на всех ребят на свете, но и особенно, как уже было сказано, на некоторых. А главное, как эти некоторые похожи на Карлсона. С каждым разом всё смешнее вновь узнавать привычки и словечки Карлсона. Но ещё смешнее подмечать эти привычки у своих знакомых и у самого себя. А смех, как известно каждому, «лучшее в мире лекарство», вроде «приторного порошка», которым лечится Карлсон.

Одни ребята будут вырастать из Малышей — товарищей и читателей Карлсона, другие — подрастать и становиться его читателями, а толстенький человечек с кнопкой на животе так уж навсегда и останется «лучшим в мире Карлсоном» — сластёной, «жадиной», шутником, озорником, хвастунишкой. Но Малыш, и его друзья — Кристер и Гунилла, и все читатели всё равно любят Карлсона за весёлый, смелый и добродушный нрав, за беспечную предприимчивость и бесконечные выдумки. Они с улыбкой прощают «в меру упитанному мужчине в самом расцвете сил» его забавные детские слабости. И Малыш с радостью соглашается стать Карлсону «родной матерью», готовить ему «приторный порошок», подметать ореховую скорлупу в его домике, шить ему при свете керосиновой лампы «привиденческие одежды» и даже подарйть на второй день рождения в году свою любимую игрушку — малюсенький пистолетик, который умещается в спичечной коробке, но стреляет так же громко, как настоящий. «Ведь что ни говори, а не очень-то уютно жить одному в маленьком домике, да ещё в таком, о котором никто не слышал.

Когда книжка про Малыша и Карлсона была впервые переведена на русский язык, ребята, читатели одной московской детской библиотеки, написали Астрид Линдгрен письма о том, что они тоже полюбили её героев — «лучшего в мире Карлсона» и Малыша, который умеет так хорошо дружить.