Астрид Линдгрен. Лучшие сказки

История о Рони, которую во всем мире читают и взрослые, обращена прежде всего к ребятам, потому что с теми, кто завтра будет взрослым, связаны все надежды писательницы. От них ждет она решительных действий, чтобы спасти мир.

Маттис, отец Рони, и Борка, отец Бирка, относятся к разбою просто как к ремеслу, которое они унаследовали от своих предков: «Мой отец был атаманом, и дед, и прадед… Так было испокон веку, и обсуждать тут нечего». Так образ Маттиса (и Борки тоже) обретает еще и метафорический смысл, как выражение инерции, застоя зашедшего в тупик мира. Трудные обстоятельства теснят разбойников — мир, где царит закон разбоя, не может длиться до бесконечности, — но «они родились разбойниками и останутся ими всю свою жизнь. Ведь ничего другого они не умеют делать». Зато Рони и Бирк решительно отказываются идти по этой дороге. И у них хватает смелости и самостоятельности изменить заведенный порядок, найти в жизни свою дорогу и ценить совсем другие вещи, чем их отцы. Лысый Пер, умирая, передал Рони секрет серого гнома про гору с серебряными самородками. Она рассказала об этом Бирку, а он ей ответил: «Это не к спеху… Пока мы вполне обходимся и без серебряных самородков, сестра моя…» А без чего же им не обойтись? Чему они так радуются, когда снова приходит весна? Например, тому, что уже почти растаял снег и они смогут скакать верхом, и тому, что скоро, очень скоро снова переберутся в Медвежью пещеру.

Но один вопрос еще остался без ответа: почему Астрид Линдгрен все-таки не наделила «грозовую» девочку никакой волшебной силой? Да и Бирка, родившегося в ту же ночь, никаким сверхъестественным даром не пожаловала? Да потому, что Рони и Бирк — это наши дети. И именно на них Астрид Линдгрен, которой в этом году исполняется 80 лет, возлагает все свои надежды.

⠀⠀ ⠀⠀

1

⠀⠀ ⠀⠀

В ту ночь, когда Рони должна была появиться на свет, грохотал гром. Да, гроза так разошлась в ту ночь над горами, что вся нечисть, обитавшая в разбойничьем лесу, забилась со страху в норки да ямки, в пещеры да щели, и только злющие друды, для которых гроза была слаще меда, с визгом и воплями носились над разбойничьим замком, стоящим на разбойничьей горе. А Ловиса готовилась родить ребенка, крики друд ей мешали, и она сказала мужу своему Маттису:

— Прогони-ка этих злющих друд, из-за них я не слышу, что пою.

Дело в том, что, ожидая малютку, Ловиса пела. Она думала, что и ей будет легче, и у ребеночка нрав будет повеселей, если он родится под ее пение.

Маттис тут же схватил лук и пустил несколько стрел из бойницы.

— Прочь отсюда! — закричал он. — Мы ждем ребенка! Понятно вам, гнусные рожи!

— Хохо-хо! — завопили в ответ друды. — Они ждут ребенка! Этой ночью!.. Хо-хохо! Грозовой ребенок!.. Вот урод-то будет! Хо-хо-хо! Как гриб-поганка!

Тогда Маттис снова стрельнул в самую гущу дикой стаи, но друды лишь злобно расхохотались и, улетая, с громким воем пронеслись над верхушками деревьев.

Пока Ловиса пела, рожая ребенка, а Маттис отгонял мерзких тварей от замка, его разбойники, все двенадцать, сидели в замке у огня и пили, и ели, и галдели, как полоумные, не хуже этих злющих друд. А что же было им делать, ведь они ждали, когда наконец разрешится Ловиса там, наверху, в башне. Потому что за всю их разбойничью жизнь еще ни разу не рождался ребенок в разбойничьем замке. Но больше всех ждал появления младенца Лысый Пер.

— Ну, когда же наконец появится этот маленький разбойник. — восклицал он. — Я уже стар и немощен, моя разбойничья жизнь подходит к концу. А как бы я хотел увидеть нашего нового атамана, перед тем как сыграю в ящик!

Не успел Лысый Пер это сказать, как распахнулись двери и в зал влетел обезумевший от радости Маттис. Он скакал, стуча каблуками по каменному полу, и орал во весь голос:

— У меня ребенок!.. Эй, слышите все, у меня родился ребенок!..

— Мальчишка или девчонка? — спросил из своего угла Лысый Пер.

— Счастье мое!.. Радость моя!.. — вопил Маттис. — Вот она!.. Дочь разбойника!

И Ловиса, переступив через высокий порог, вошла в зал с малюткой на руках. Разбойники разом замолкли.

— Эй, вы, пивом, что ли, захлебнулись? — заорал на них Маттис.

Он взял девочку из рук Ловисы и подошел с нею к каждому из двенадцати разбойников.

— Вот, любуйтесь, если хотите, самым прекрасным ребенком, который когда-либо рождался в разбойничьих замках!.. — Дочь лежала на огромной ладони отца и глядела на него, не мигая. — Личико такое смышленое, будто она уже кое-что понимает.

— А как ее назвали? — снова спросил Лысый Пер.

— Рони, — ответила Ловиса. — Я это уже давно решила.

— А если бы родился мальчик? — полюбопытствовал он.

Ловиса смерила Лысого Пера спокойным и строгим взглядом.

— Раз я решила, что моего ребенка будут звать Рони, то у меня могла родиться только Рони.

Потом она повернулась к Маттису.

— Взять ее у тебя?

Но Маттис еще не хотел расставаться с дочкой. Он стоял и с изумлением разглядывал ясные глазки, крохотный ротик, темные волосики, беспомощные ручки Рони и обмирал от любви к ней.