Асы немецкой авиации

Дальше были кофе и ленч, и он ошарашил меня, сказав, что война проиграна, и что мне следует об этом знать. Он ждет, что потом западные союзники и Советский Союз сцепятся между собой. Он также говорил о проблеме партизан, и спросил меня о моих встречах с партизанами на фронте. Я ответил, что JG-52 не имела реальных неприятностей с партизанами, потому что мы часто меняли аэродромы, отступая почти каждую неделю. Партизаны просто не успевали найти нас. Судя по выражению лица, ему это не показалось смешным.

Гитлер спросил мое мнение относительно тактики американских и английских бомбардировщиков. Так как у меня не было такого опыта, я просто пересказал то, что слышал от других летчиков, которые действительно сражались с ними. Я добавил, что мое суждение основано лишь на рассказах, но приказ Геринга сражаться с американцами и предписанная тактика ошибочны. Фюрер сказал: «Галланд и другие говорят то же самое».

Я также сообщил ему о недостатках подготовки пилотов. Понапрасну гибнет слишком много летчиков, имеющих недостаточную подготовку. Эти молодые летчики имеют в лучшем случае 60 часов налета. Мы получаем новичков, которые имеют 20 часов основной подготовки на бипланах Не-51, потом еще около 10 часов на учебном «Арадо» и около 20 часов на Ме-109. После этого их отправляют на фронт. Я сказал, что пропагандистские заявления, которые мы слышим, просто нелепы, потому что утверждают, будто молодым летчикам для победы нужен только несгибаемый национал-социалистический дух.

Это форменное безумие. Я сказал Гитлеру об этом и добавил, что гибнут даже лучшие ветераны. Молодые летчики имеют не более 60 часов налета, а некоторые всего 30 или около того. У меня было 200 часов налета, прежде чем меня отправили на фронт, и еще около 30, прежде чем меня пустили в бой. Мы просто убиваем молодежь, и многие командиры отказываются пускать их в воздух, пока они не приобретут побольше опыта. Я также сказал фюреру, что если бы я командовал эскадрой, то не позволил бы вступать в бой летчикам, имеющим менее 100 часов налета, а потом – лишь при помощи ветеранов.

Нас настолько превосходили в числе, что неопытные летчики не имели ни малейшего шанса. Их посылали на смерть, и это не приносило никакой пользы. В любом случае Ме-109 непрост в пилотировании. Взлет на нем довольно сложен из-за крутящего момента винта. Многие молодые летчики ломали самолет прямо на земле, потому что не знали этой особенности. Если вы дадите слишком большие обороты, истребитель на взлете просто развернет на 90 градусов, если только не рвануть ручку в противоположную сторону.

Посадка тоже составляет проблему, так как колея шасси довольно узкая. Заход на слишком большой скорости, если не убавите мощность мотора, или полностью выпустите закрылки, вас может просто перевернуть на спину. А если слишком резко убрать обороты, мотор может заглохнуть. У этой лошадки был тяжелый норов. Этого не было на FW-190, который имел широкую колею и более прочную конструкцию, что облегчало действия с плохо подготовленных аэродромов. Рекордсменом по заносам в сторону на Ме-109 был Храбак. Очень легко было ошибиться на раскисшем грязном поле. В конце войны нам приходилось летать с бетонных полос, к чему мы не привыкли, и тогда мы начали ломать свои истребители. Мы привыкли садиться на мягкую землю, и эти привычки въелись пилотам в кровь.

Мы с Галландом обсуждали эти проблемы и когда в 1944 году мы встретились с Галландом в Берлине. Это произошло, когда он еще был генералом истребителей. Он сказал, что подготовка пилотов была основной причиной, по которой он и командиры эскадр хотели переговорить с Герингом. Он и Штайнхоф уже говорили с фельдмаршалом Мильхом, и эти разговоры шли повсюду. Их встреча закончилась плохо для ее участников.

Геринг спросил меня о партизанах. Он знал, что мы потеряли около 200 истребителей (Ме-109 и FW-190) из двух групп на базе в Карпатах. Комендантом базы был генерал, не принадлежавший к люфтваффе, он игнорировал наши требования рассредоточить и замаскировать истребители. Это было потому, что американские истребители и бомбардировщики совершали налеты почти ежедневно. Гитлер также спрашивал меня об этом, и я ответил.

В один прекрасный день появились «мустанги» и «тандерболты» и уничтожили более половины истребителей, находившихся на базе. Генерал решил прикрыть свою задницу и в рапорте в Берлин свалил все на партизан. Гитлер спросил об этом и поинтересовался, насколько серьезна проблема партизан. Я сказал ему, что рапорт был ложью. Я был там, и мы не имели проблем с партизанами в Румынии. Гитлер сказал, что генералы постоянно жалуются на партизан, и что он уверен – его генералы лгут ему.