Асы шпионажа

Фуксу было абсолютно ясно, что служба безопасности не имела пока ни малейшего представления ни о характере, ни о продолжительности его шпионской деятельности. В течение этих четырнадцати январских дней он постоянно задавал себе вопрос: «Стоит ли признаться в небольшом проступке, если меня после этого оставят на работе в Харвелле? И как все повернется, если я смогу остаться в центре?.. Могу ли я быть уверенным в себе, что не продолжу прежнюю деятельность?»

Свои переживания и мысли он отразил впоследствии в сделанном им признании. Он писал:

«Я был поставлен перед фактом, что имеются доказательства о передаче мной в Нью-Йорке информации посторонним лицам. И мне предоставлялся шанс признаться в этом и остаться на работе в Харвелле. Я не был уверен, стоит ли мне и дальше оставаться в Харвелле, поэтому отрицал свои контакты с русскими и решил покинуть центр.

В то же время мне были ясны возможные последствия моего ухода из Харвелла. С одной стороны, это был бы жестокий удар по центру и по работе, которую я любил. А с другой – я вызвал бы подозрение к людям, которые были моими друзьями и считали меня своим другом.

Мне пришлось глянуть правде в глаза, чтобы оценить то, что меня ждало: одной половиной сердца быть с людьми в дружбе и в очень тесных отношениях, а другой – предавать их и ставить в опасное положение. Я понимал, что моя «контрольная система» надежно уберегала меня от опасностей, непосредственно мне угрожавших, давая в то же время четкое представление, какой вред я наносил близким мне людям.

И еще ко мне пришло понимание, что комбинация из трех идей, которые сделали меня тем, кем я стал, оказалась ложной, да и не только комбинация, но и каждая из идей в отдельности; что существуют определенные границы морального поведения, которые человек не должен оставлять без внимания; что человек должен оценивать свои поступки – правильные они или нет; что, прежде чем признать авторитет другого человека, каждый должен сам разобраться в своих сомнениях и попытаться самостоятельно найти выход из положения. При этом я сделал открытие, что сам являюсь продуктом внешнего воздействия».

Звучит это несколько замысловато, но позволяет правильно понять его действия и поступки. Фукс не стал еще смиренным и покорным, рассматривая себя как неотъемлемую часть Харвелла. Но он задумался о чувствах своих друзей, что ранее никогда не приходило ему в голову. Люди были для него неизбежными жертвами в осуществлении его грандиозных планов усовершенствования мира. Теперь он, однако, понял, что не имеет права вторгаться в жизнь других. Но он был еще далек от того, чтобы осмыслить истинные масштабы содеянного им. То, что в результате его деятельности многие жители земли могли бы быть разорваны в клочья, даже не приходило ему в голову ни тогда, ни позже. Его беспокоила лишь моральная сторона этого вопроса.

Хотя после встречи 13 января и не произошло ничего существенного, Скардон почувствовал, что между ним и Фуксом установилась определенная атмосфера доверия, и был убежден, что тот ничего не станет предпринимать сам, не посоветовавшись с ним. Оба они, охотник и преследуемый, вступили в тот несколько странный, интимный мир взаимоотношений в ходе расследования, когда личная вражда уже не присутствует.

Образно говоря, это напоминало мир насекомых, когда паук терпеливо поджидает муху. Как только она запутается в его паутине, он бросается на нее – таков закон природы, противиться которому не в состоянии оба.

Однако Фукс, как говорится, еще не созрел. Внешне он оставался совершенно спокойным, продолжая ходить на работу. Его друзья в Харвелле ничего не знали о происходившем и ничего по нему не замечали.

Но вот среди сотрудников отдела Фукса произошел скандал, причиной которого послужила любовная история, в результате которой женщина попала в больницу. В атмосфере всеобщего доверия и дружеских взаимоотношений сотрудников случившееся выглядело ужасно. Фукс принял происшедшее близко к сердцу, часто навещая несчастную женщину в больнице. Вполне возможно, что этот скандал послужил для него сигналом начала развала той жизни в Харвелле, которую он хорошо знал и любил. Во всяком случае, он побудил его принять решение. 22 января, в воскресенье, он позвонил Арнольду и сказал, что хотел бы поговорить с ним в частном порядке. Они условились встретиться на следующий день в ресторане железнодорожной гостиницы в Стеветоне. За обедом они много говорили о политике, причем Фукс заявил, что он против той линии, которую сейчас проводят коммунисты в России, и дал понять, что хотел бы снова встретиться со Скардоном. И они договорились, что Скардон навестит Фукса 24 января, во вторник, в одиннадцать часов утра у него на квартире.

Арнольд встретил Скардона на железнодорожной станции Дидкот и подбросил в Харвелл. Далее тот направился в дом номер 17. Прошло уже более десяти дней с момента их последней встречи. Фукс за это время заметно изменился, выглядел необычно бледно и взволнованно.

Вместо приветствия Скардон сказал:

– Вы хотели меня видеть – и вот он я.