Атака из Атлантиды [сборник]

— Ничего. Мы с самого начала знали, что это не сработает, не так ли? Мистер Палмер… он скоро будет приходить сюда, и мы снова будем строить новые планы. Я думаю, самое лучшее нам уезжать отсюда. Палмер, я — мы в большей степени теоретики и, простите меня, вы, доктор, тоже. Йоргенсон был человеком дела, практиком. Нет Йоргенсона, нет… ничего не выгорит!

Мысленно Феррел готов был согласиться с тем, что отсюда пора уходить, и побыстрее! Но он также знал, что на это скажет Палмер: сдаваться и опускать руки было не в его правилах. И, кроме того, этот взрыв, раз уж он произошел, да при этом еще был причинен серьезный ущерб, будет лишним, и превосходным поводом для враждебно настроенных организаций усилить свое давление. Возможно, им даже удастся убедить комитет конгресса пойти дальше в ужесточении мер, предусмотренных обсуждающимся законопроектом, и заставить все станции переместиться в такие медвежьи углы, куда ни одного рабочего силком не затянешь. Или, что еще хуже, шайка полусумасшедших «активистов», которые все время кричат, что пора прекратить любые манипуляции с радиоактивными веществами, сможет взять производство под свой контроль. Если, благодаря какому-то счастливому повороту судьбы, Палмеру удастся спасти завод и при этом больше никто не погибнет, а имуществу не будет нанесен еще больший ущерб, более трезвомыслящие силы в правительстве получат еще один довод в пользу того, что атомная промышленность может быть безопасной, если все делать как надо, а прибыль и просто польза, которую приносит продукция Национальной Атомной Компании, перевесит все возможные риски. Но…

— Просто скажите мне, что случится, если все это взорвется, — сказал он.

Дженкинс пожал плечами и, закусив нижнюю губу, принялся перекладывать у себя на столе листки, испещренные физическими символами.

— Об этом можно только догадываться. Представьте себе, что три тонны новейшей армейской взрывчатки взрываются за миллиардную долю секунды. В обычных условиях она горит медленно и спокойно — как обычный костер. Все образовавшиеся газы свободно выходят наружу, и у них на это есть достаточно времени, так что все происходит тихо и мирно. А теперь представьте себе, что вдруг все вещество вспыхнуло в одночасье. Тогда здесь будет такая воронка, а попросту — дыра в земле от Гудзонова залива до Мексиканского, а на том месте, где сейчас Средний Запад, будет плескаться море. А если рассчитать это с других позиций, то всего-то и будет дел, что в радиусе пятидесяти миль погибнет все живое. Возможны и промежуточные варианты, но все это дело случая, на который мы и полагаемся. Это все-таки не водородная бомба.

Дока передернуло. Он-то представлял себе, как завод взлетает на воздух и рассыпается на мелкие кусочки… ну, может быть, еще пара зданий в округе. Но о том, что сейчас сказал Дженкинс, он даже не думал. В его представлении все, что происходило на заводе, имело значение только для близлежащих территорий. Теперь ему стали понятны страхи, которые постоянно подавлял в себе Дженкинс. Они были не плодом разыгравшегося воображения, а результатом взвешенных расчетов, в которых он исходил из своего знания предмета. Феррел посмотрел на их фигуры, склоненные над листками с вычислениями, на напряженные лица людей, занятых очередной проверкой своих собственных выкладок — цифра за цифрой, знак за знаком, — в поисках какой-нибудь лазейки, которую они просмотрели. Док решил оставить их.

Потеряв Йоргенсона, они потеряют последний шанс, а за Йоргенсона отвечал он. Ответственность за будущее завода целиком и полностью лежала на плечах главного хирурга, на его, Феррела, плечах. Но никаких решений к нему не приходило. Если это поможет, он готов установить прямую нервную связь между мозгом и органами речи, изолировать все остальное тело и блокировать все нервные каналы ниже шеи, использовать искусственную гортань, чтобы заменить естественный ток воздуха сквозь голосовые связки. Однако, посмотрев на показания датчика излучения, Феррел понял всю тщетность этих мыслей: при таком количестве радиоактивного вещества, что скопилось в его теле, нервные импульсы просто не смогут пробиться от мозга — излучение будет отбрасывать их назад, даже если допустить, что мозг Йоргенсона не поврежден, а это само по себе было сомнительно.

К счастью для него, вещество было очень равномерно распределено по всей голове и нигде не образовало скоплений, что неизбежно привело бы к непоправимым повреждениям головного мозга. Но то, что можно назвать удачным стечением обстоятельств, может одновременно быть и бедой: так как вещество равномерно распространилось в тканях организма, его нельзя было удалить никакими известными медицинской науке средствами. Не было надежды, что сработает такой старый и простой прием, как давать ему читать написанные на листе бумаги вопросы и заставлять диктовать ответы, моргая глазами «да» — «нет» и выбирая буквы из алфавита, который будут держать перед ним.