Атаман

— Полноте! — Семенов махнул рукой и неожиданно скрипуче, как-то по-старчески, захлебываясь собственным скрипом, рассмеялся. — Положение... Положение бывает, когда ноги в брюки не попадают, Николай Дионисьевич, — вот это положение. А ваше... это легкий флирт с дамой по имени История, который закончится вашим поражением. А точнее — положением... Интересным положением, — Семенов двумя руками нарисовал себе живот, для пущей убедительности поцокал языком. — Вот так-то, Николай Дионисьевнч.

Атаман взмахнул кулаком и рассек воздух длинным, с оттяжкой, ударом. Меркулов невольно вжался в кресло.

А Семенов рассмеялся и, показав гостю колокольчик, который невесть откуда взялся у него в руке, позвонил.

Появился адъютант-хорунжий. Несколько раз атаман собирался его выгнать, но так и не выгнал.

— Что у нас там есть из французских вин? — небрежно спросил Семенов, которому важно было показать этому червяку Меркулову, что атаман может хорошо себя чувствовать не только во дворце, но и на этом хлипком пароходике.

— Кларет из провинции Кат дю Гон, — не моргнув глазом ответил адъютант.

Молодец, хорошо сыграл свою роль.

— Подай-ка, голубчик, нам пару бутылок, — потребовал атаман, потом пощелкал пальцами: — А что у нас имеется к вину? А?

— Вяленое мясо по-монгольски, шашлык по-турецки, шашлык по-кавказски, бастурма...

— Вот все это нам и подай, — велел атаман.

— Все сразу?

— По очереди. Мы с Николаем Дионисьевичем все сразу не съедим.

— Я сюда не есть пришел, — мрачно произнес Меркулов, запустил палец под воротник рубашки, оттянул его, словно ему нечем было дышать.

— Отпустить вас без угощения было бы не по-русски. — Семенов опять скрипуче, по-старчески одышливо рассмеялся. — Или вы боитесь, что я вас отравлю?

В глазах гостя метнулась и исчезла тень — наверное, действительно боялся, что атаман его отравит, рот у Меркулова снова плотно сжался, губы сплюснулись.

Атаман обрезал смех.

— Однажды на фронте, когда мы воевали с германцами, меня угостили шашлыком по-оттомански. Его готовят в большом лаваше — это лепешка такая... Объедение получается еще то, доложу я вам. Служил у меня в сотне казак, который побывал в рабстве у турок. У басурманов он прислуживал на кухне, там и научился всяким фокусам-покусам. Брал он, значит, свежую баранину и прокручивал ее на мясорубке полтора раза...

— Как это полтора раза? — неожиданно разжав плотно стиснутые губы, спросил Меркулов озадаченно.

— Ну, вначале прокручивается все мясо, а потом половина его...

— А-а, — с поглупевшим лицом протянул Меркулов, и атаман понял, что переиграет гостя, неведомо, что будет завтра, а вот сегодня переиграет.

— В детстве мы с вами, Николай Дионисьевнч, ведь часто моргали полтора раза. Помните? Была и у вас такая игра, вспомните! Признайтесь, была! — Атаман навис над Меркуловым, и тот снова вжался в кресло. — А тут мясо. Полтора раза через мясорубку... В общем, казачок потом засовывал в фарш специи — все, что положено: чеснок, лучок, петрушку, немного укропа, еще что-то. Дух от фарша поднимался такой, что даже кони облизывались, как коты. Потом бывший раб наш ставил перед собой тарелку с водой, окунал в нее руки, чтобы мясо не прилипало, и лепил маленькие котлетки. Насаживал их на шампур, жарил, затем снимал и засовывал в лаваш. Добавлял приправы уже в лепешку и запечатывал ее края. Жарил все это в духовке либо просто на сковороде и подавал на стол...

На шее Меркулова гулко дернулся кадык — он сглотнул слюну. Ага, проняло человека до самого донышка. И превратился Меркулов в крохотное подобие самого себя — в маленького-премаленького жучка, у которого только контур человечий, а все остальное — жучковое. У атамана тем временем в ладони вновь оказался колокольчик — просто наваждение какое-то, — атаман тряхнул нм, рассыпая по воздуху тонкий стеклистый звон. Отзываясь на звон, распахнулась дверь каюты. В проеме показался хорунжий с подносом в руках.

— Красное вино, говорят, идет к мясу, — атаман азартно потер руки, — белое — к рыбе и к сыру, а к чему идет розовое вино?

— И к тому, и к другому, — вновь с трудом открыл рот Меркулов.

— Неверно. Розовое вино идет к любви. — Атаман поставил рядом с креслом Меркулова еще одно кресло, ногою придвинул низенький столик, к которому за едой надо было сгибаться в три погибели, по-японски приказал адъютанту; — Поднос — сюда!

Семенов по-прежнему делал вид, что не замечает клювастого меркуловского секретаря, словно того не было в каюте. Секретарь, угрюмо вжав голову в плечи, водил клювом из стороны в сторону и переминался с ноги на ногу, чувствовал себя здесь неуютно, не в своей тарелке. Атаман налил вина Меркулову, налил себе, с удовольствием отпил глоток, звучно поболтал языком во рту и прикрыл глаза тяжелыми сизоватыми веками.

— Умеют, однако, французики готовить вкусное пойло, — похвалил он. — Умеют.