Атаман Семенов

— Но я же не слепой!

— А не видят не только слепые, зрячие не видят гораздо чаще их. Степень падения человека не поддается измерению. Всем нам хочется верить в человека до последнего, и все мы жутко страдаем, когда веру эту нам подрубают под корешок.

— Что будем делать, Григорий Михайлович?

— Играть в игру, которую нам предлагают, — играть и выигрывать. Мы думали, этот корабль собирается встретить нас лаской, с хлебом-солью едет, — атаман ткнул биноклем в сторону «утюжка», а там уже артиллеристы к орудиям встали, снаряды из погребов подают... Поторопились, поторопились господа хорошие защелкивать наручники на запястьях Григория Михайловича Семенова.

Крыть было нечем. Атамана, которому сам адмирал Колчак передал портфель Верховного правителя России, положено встречать литаврами, восторженной медью оркестров, хлебом-солью и доброй чаркой, наполненной до краев, но никак не пушками с боевыми снарядами.

Хотя, с другой стороны, на «Лейтенанте Дыдымове» оркестр был, поблескивал начищенной медью, теперь уже невооружейным глазом можно было видеть, как оркестранты, подчиняясь команде капельмейстера, берут на изготовку трубы.

— Как видите, Григорий Михайлович, кроме пороха этот неуклюжий «карась» привез и «музыки слащавые звуки»...

— А ты поэт, однако. — Семенов усмехнулся.

Похоже, духовики вот-вот грянут марш.

Словно в подтверждение слов Таскина с «утюжка» донеслась музыка.

— А вдруг это обман, маскировка для отвода глаз, — взгляд атамана был недоверчивым, — чтобы усыпить нашу бдительность... А?

— Но ведь играют, — Таскин вытянул шею, — играют атаманский марш.

Семенов прислушался, наклонил голову.

— Верно. Но это еще ничего не значит.

Атаман как в роду глядел: оркестр оборвал атаманский марш на полуфразе, затем, чтобы не молчать, затянул какой-то другой марш, ни Семенову, ни Таскину не ведомый, — видимо, из новых, родившихся во владивостокских ресторанах в прошедшую зиму.

Семенов внимательно посмотрел на собеседника.

— Ну и что я говорил?

Вместо ответа Таскин развел руки в стороны.

— Цыганщина какая-то.

— Ну что ж, будем играть в игру, которую нам предлагают братья Меркуловы, — сказал атаман, — а там посмотрим, кто быстрее к бабе под юбку заберется.

Через полминуты незнакомая мелодия перестала звучать, вместо нее оркестр вновь заиграл атаманский марш.

— Чехарда-а. Таскин осуждающе покачал головой.

— Это называется «встреча по-меркуловски».

Атаманский марш вновь умолк на самой высокой ноте, на смену ему пришла незнакомая мелодия.

— Одного не пойму — неужели они осмелятся стрелять по иностранному судну, тем более — японскому? — Атаман поднес бинокль к глазам, хотя все уже было хорошо видно и без цейсовской оптики. — Ведь на Дальнем же Востоке под каждым кустом сидит по японцу, вооруженному «арисаками», ежели что — они же камня на камне не оставят... Нет, не пойму.

— Дуракам закон не писан, — пожал плечами Таскин.

— Если только.

На нос «утюжка» выскочил матрос-сигнальщик и начал семафорить флажками.

— Ну-ка, чего он там передает? — обеспокоенно спросил атаман. — Кто у нас специалист по флажковой болтовне?

— Есть и такие.

Напрасно Таскин сказал это атаману — людей, знающих флажковый язык, в штабе Семенова не нашлось, но был такой среди японцев.

Сигнальщик все продолжал и продолжал семафорить. Сам «Лейтенант» уже перестал располовинивать тяжелым плугом воду, шел тихо, с каким-то покорным, вызвавшим у атамана неожиданное удовлетворение видом.

Японец — коричневолицый, скуластый, с удлиненным лысым черепом, на японца совсем не похожий — в сигналах разбирался слабо, но тем не менее понял, что передает «Лейтенант Дыдымов».

— Вас, господин генерал, приглашают пересесть на этот корабль, — сказал он Семенову.

— Вона! Приглашают! — Голос у атамана зазвенел. — Ты, Таскин, когда-нибудь сталкивался с такой наглостью, а? Приглашать могу я как старший по воинскому званию, но не меня... Пересесть в этот ботинок, фр-р-р! Спасибо большое, господа Меркуловы, спасибо от всего сердца! — Семенов по-птичьи похлопал себя руками по бокам. — Да на палубе этого таза ни одного генерала нет. Ты, япона-мать, передать ответ сможешь?

— Попробую, — невозмутимо отозвался коричневолицый сигнальщик, доставая из-за пояса флажки.

Семенов невольно подумал о том, что этот совсем еще не старый человек, вполне возможно, где-нибудь в девятьсот четвертом году воевал в этих водах с эскадрой адмирала Макарова и на его счету, вероятно, есть русские жизни, но разбираться в ощущениях было некогда. Атаман цепко ухватил японца за плечо:

— Значит, так. Передай следующее. Вернее, спроси... Кто старший воинский начальник на «Лейтенанте Дыдымове»?

Кожа на лбу японца пошла лесенкой, он показал атаману неровные крупные зубы и старательно заработал флажками.

Ответ вызвал недоумение не только у атамана и окружающих его людей — вызвал недоумение даже у самого японца — какой-то полковник... Фамилию его сигнальщик «Лейтенанта Дыдымова» передал по буквам три раза: «Вах».