Атаманский клад

И вдруг Коца усмотрел на той стороне трамвайных путей, среди неприхотливого народа, знакомый брезентовый плащ. Он поначалу не поверил своим глазам, помассировал веки, плащ, а вместе с ним убогая шапка, никуда не исчезли. Пастух, зыркая на валютчика, не переставал вертеть головой по сторонам, видно было, что он был в прошлый раз основательно напуган, приехать вновь его могли заставить только серьезные обстоятельства. Коца моментально оценил обстановку, вокруг не было ни одного подозрительного типа, если и вели, то очень осторожно, следопыты, скорее всего, решили оттянуться в какой из многочисленных пивных. Время приближалось к трем часам дня, значит, мужик наблюдал за ним не один час. Автобусы наезжают в Ростов из области в основном с утра. Валютчик уловил момент, когда пастух в который раз посмотрел в его сторону, махнул рукой по направлению к ларьку за автобусной остановкой, уже известному. Мужик наклонил недоверчиво набок мохнатый треух. Коца решительно снялся с притоптанного бугра, пошел широким шагом через трамвайную линию, поравнявшись с крестьянином, сделал знак, чтобы тот следовал за ним. Пастух, озираясь, засеменил рядом.

— Правильно сделал, что сразу не подскочил, — сказал Коца, когда они зашли за палатку. — Тут у нас не совсем спокойно

— А что приключилось? — заволновался крестьянин еще сильнее.

— Свои разборки, но нам лишние косые взгляды ни к чему.

— Я часа три и так вокруг да около. По всему базару прошастал, ни одного из знакомых не увидал.

— Я тебя обидел тогда, что решил к другим намылиться? — валютчик невольно передернул плечами, вспоминая о Тутушке с Сорокой. — Какую цену назначил, столько и получил.

— За деньги ничего не говорю, Да больно мы расстались нескладно.

— Поэтому объясняю, дела нужно делать с одним человеком.

— Но тогда стреляли, поджилки до самого дома тряслись. Едва медовухой отходился.

— Что стреляли, это тебе показалось, — не признался валютчик, чтобы окончательно не запугать клиента. — Машина выхлопной трубой ахнула, а получилось как выстрел. У нас такое часто, бензин хреновый продают, чуть не соляркой разбавленный. Ладно, не будем заострять внимания на мелочах, привез что-нибудь? Или так заскочил?

— Привез, а то как, звезды, эти, колечки, — кивнул мужик. — Дочка приехала, денег потребовала. Я все наторгованные ей выложил, прибавил зарплаты свою с бабой, старухину пенсию. достал заначку. Мало, вот какая она оказия, Москва, говорит, денежки лю-убит.

— Нынче молодежь такая, — согласился Коца. — Сама как не хотела работать, так и не желает, а послаще пожрать дай.

— Во-во, правильные твои слова. Подумал грешным делом, все выложи, дом с подворьем, со скотиной продай — сам сойди в могилу — все одно будет мало. Жестокая стала, и внучонку не рад.

— Какую воспитали…, - завелся было Коца, вспоминая, что деревенские без работы, квартир и садиков в городе зверели всегда. Но сразу осекся. — Капитализм, он все соки выжмет.

— При чем здесь капитализм, у нас народ неблагодарный, — расслабился пастух. — И мы не лучше.

— Долго здесь разговаривать нельзя, — остановил его валютчик. — Опять пойдем во двор здания через проспект, так-же, как тогда.

— А снова прихватят?

— Пока некому, шестерки отдыхают.

Коца, кивнув мужику, чтобы следовал за ним, пересек улицу Московскую, он решил не спускаться в переходной тоннель, а проскочить Буденновский проспект по верху. Так было удобнее заметить слежку, если бы ее устроили. Коца до сих пор не знал результатов разборки, потому что старался не появляться в центре базара, где банковала основная часть бригады валютчиков. Раньше Хозяин с утра тянул руку, теперь какой день не проходил мимо. Микки Маус работал по чутью, то есть, если кто что приобрел, он тут как тут. Отморозков Слонка простыл след, как и самого бригадира, можно было предположить, что рубка получилась действительно стоящая. Но Коца не спешил об этом жалеть, уверенный в том, что свято место пусто не бывает. Завернув за угол здания, он забежал в проходную, подождал запыхавшегося мужика. Потом прошел через длинный коридор, показав вахтеру заветный знак, до небольшой двери, ведущей во двор. По прежнему большую часть просторной площади загромождали ряды пустой тары из деревянных ящиков, заводские поломанные станки. Коца, пропустив пастуха вперед, захлопнул дверь, подпер ее на всякий случай отсыревшим колом, валявшимся рядом.

— Показывай, — разрешил он, придвигая на середину закутка еще крепкий стул.

— А больше выходов отсюда нету? — мужик беспокойно завертелся на одном месте. — Я раскладываться не стану, если опять возьмутся подсматривать. Еле в тот раз ноги унес.

— Я при тебе дверь колом подпер, — развел валютчик руками.

— Что там кол, по наледи склизанул, и вся твоя подпорка.