Ататюрк. Особое предназначение

Как мы уже говорили, Кемаль тщательно готовился к выступлению.

Он изучил огромное количество документов, подготовленный его помощниками; он писал речь сам или диктовал секретарям, доводя их до изнеможения.

Поднявшись в день открытия съезда под шквал аплодисментов на трибуну, он поднял руку, и как только установилась тишина, торжественно произнес:

— Девятнадцатого мая 1919 года я прибыл в Самсун…

Произнеся эту фразу, Кемаль замолк, с необычайной четкостью вспомнив тот весенний день, шумящее море и ободранную комнату в гостинице.

Его губы тронула улыбка.

Нет, все-таки не зря обвел он тогда эту дату в английском календаре красным карандашом, и теперь она уже золотыми буквами вписана в историю Турции…

Затем последовал беспрецедентный панегирик себе лично и своей политике.

В своей речи Кемаль дал свою версию войны за Независимость и первых лет республики, подвергнув уничтожающей критике Хусейна Рауфа, Рефета, Бекира Сами, Кара Васыфа, Кязыма Карабекира, Али Фуада, Кафера Тайяра и других.

В конце концов, у всех внимательно слушавших Кемаля сложилось впечатление, что история новой Турции есть не что иное, как часть собственной биографии ее первого президента и достижения одного человека, воплотившего в себе волю нации.

Впрочем, так оно и было, и, как это всегда бывает с участниками тех или иных исторических событий, Кемаль рассказывал уже не о том, что было на самом деле, а о том, как ему хотелось видеть прошедшее.

Даже о своем заключении в тюрьму после окончания классов генерального штаба он теперь рассказывал совсем по-другому.

Как следовало из рассказа, его во избежание всевозможных инцидентов под конвоем доставили на борт уходившего в Сирию судна, даже не дав проститься со следовавшей за ним в слезах матерью.

— Мать моя с громким плачем шла за мною, — говорил он, — но ей запретили встретиться со мной, и она осталась одна на пристани со слезами на глазах, полная горя и печали…

И он знал, что делал!

Да и кому в стране было известно о его переживаниях в тот исторический день, когда в вотчине Карабекира Эрзуруме он в отчаянии ожидал ареста?

А вот то, как он, снятый со всех постов и приговоренный к смерти предавшим страну султаном, сумел переломить ход событий и победить, должны были знать все!

Кемаль многое осветил правильно, но в целом «Нутук» явила собой яркий пример манипулирования историей человеком, гордящимся своим патриотизмом и уверенным в своей силе до такой степени, что он готов предстать перед страной в роли ее символа.

Тем не менее, «Нутук» стал главным источником для всех, кто хотел окунуться в кемалистскую эпоху.

И далеко не случайно на следующий день после государственного переворота в мае 1960 года генералы-кемалисты передали «Нутук» по радио.

Кемаль говорил в течение шести дней: 36 часов и 33 минуты!

Изумленные таким красноречием французские дипломаты заявили, что съезд Народной партии, был всего лишь поводом, позволяющим Кемалю произнести свою речь, «ожидаемую с напряженным любопытством и беспокойством».

Заслушав «Нутук», конгресс продолжал работу еще в течение трех дней, чтобы принять несколько важных решений.

Отныне все занимающие ответственные должности в политических, экономических, общественных, административных и культурных организациях должны были отбираться по согласованию с партией.

Именно она теперь стала «всеобъемлющим национальным органом».

Самостоятельности турецких центров больше не существовало, и партия стала главным администратором.

Настал час «закручивания гаек» и концентрирования власти.

Как и следовало ожидать, тон в этом далеко не самом благородном деле задавал Исмет.

Через пять дней после окончания работы съезда молодая республика провела первую перепись населения.

Всем было приказано оставаться дома до конца мероприятия.

Результат превзошел все ожидания.

Население Турции превысило 13,5 миллиона жителей.

Самым крупным городом — 700 тысяч жителей, по-прежнему оставался Стамбул.

Нселение Анкары приближалось к 75 тысячам.

В мае 1928 года король Аманулла стал первым главой государства, посетившим республиканскую Турцию, где ему был оказан пышный приём.

— Я вижу, — заявил по этому поводу Кемаль, — что солнце поднимется, чтобы изменить судьбу наций, страдающих в течение веков…

К несчастью, Аманулла был свергнут в следующем году интегристами.

Шах Ирана Реза Пехлеви тоже испытывал затруднения.

Оппозиционное духовенство заставила его отказаться от проекта создания республики, а многовековая вражда между турками и персами не способствовала сближению Тегерана и Анкары.

Но общее желание создать современный политический блок, защищаться от советских и английских амбиций и контролировать курдов оказалось сильнее.

Договор о дружбе, подписанный в 1926 году и подтвержденный два года спустя, освещал маленькую азиатскую Антанту.

Кто бы мог подумать еще в несколько лет назад, что Турция, Персия и Афганистан могли бы создать блок независимых мусульманских держав?

Молодая Турецкая Республика торжествовала.