Атлантическая премьера

На душе стало препаршиво. Обращаться к Господу Богу, как я понял, для меня было бесполезно, ибо я нагрешил столько, что геенна огненная должна была поглотить меня с головой. Не было, к сожалению, и полной уверенности в том, что Бога не существует, а мои неприятности, начавшиеся со дня рождения, на этом закончатся.

Провалялся я так примерно два часа. Потом услышал, как скрежещет замок, и сердце у меня на секунду остановилось. Очень велика была вероятность того, что пришла мадам с острой и хорошо отточенной косой.

Пришла мадам, но не та. Явилась Соледад. Видимо, она только что закончила переговоры с Купером и была, судя по всему, весьма счастлива от их исхода.

— Победа! — сказала она, сияя. — Ты мне очень помог, Анхель, и я хочу тебя поблагодарить Оранжевое платье она стащила через голову, и через минуту на ней не осталось ни клочка одежды. Даже серьги сняла.

— Как я тебе нравлюсь, бэби? — Соледад отставила одну ногу, уперла руки в бока, крутнулась на одной ноге, изящно подогнув вторую.

— Идем в душ, — она схватила меня за руку и потянула за собой. В душе она спустила с меня плавки и обняла за талию, щекоча курчавыми жесткими волосками тот инструмент, который намеревалась привести в действие. Пустив теплую воду, которая полилась сверху на наши головы и заструилась ручейками по и без того влажной от пота коже, Соледад спросила:

— Ты боишься меня? Скажи честно!

— Боюсь, — ответил я, ничуть не покривив душой, — ты красивая, но опасная змея.

— Это хорошо, что ты боишься, — заметила Соледад, — и хорошо, что не врешь. А я тебя ничуть не боюсь, хотя ты большой, сильный и наверняка можешь убить меня несколькими способами, не выходя из каюты.

— Это потому, что ты уверена в своих ребятах, — предположил я, — ты знаешь, что по первому твоему писку они вышибут двери и сделают из меня… я даже не знаю что.

— Дело не только в этом, — опуская свои пышные волосы ко мне на грудь и припадая щекой, сказала Соледад. — Я вообще не боюсь смерти. Мне интересно, как она приходит к другим, и будет любопытно испытать это самой. Жаль, что это нельзя будет повторить дважды.

Набрав в ладонь темно-зеленого, пахнущего яблоками шампуня, Соледад присела на корточки и стала мылить мои мужские части. Она делала это с явным удовольствием, и нежность ее рук не прошла бесследно.

— В первый раз я стояла к тебе спиной и не разглядела… — Соледад отступила на шаг, положила на ладонь крепкую напрягшуюся трубку, пульсирующую от прилива крови, а потом погладила ее сверху второй ладошкой.

Пена была смыта, и она упала на колени… Влажные губы, легкий укус зубов, небо, пупырышки горячего скользкого языка. Ладони, скользящие по моим бокам, волосы, мокрые и щекочущие живот, — я млел от восторга и, подогнув колени, чуть-чуть покачивался. Она словно бы высасывала из меня леденящий страх перед самой собой.

Но я все равно боялся, пусть где-то очень глубоко, на каком-то десятом уровне подсознания. Кто знает, что будет через секунду? Ведь какой-нибудь парень из ее команды мог неслышно войти в комнату и подойти к той стенке, к которой обращена моя спина, с пистолетом. Они могли заранее обусловить всю процедуру, и Соледад не случайно стоит на коленях. Пластик, из которого сделана перегородка между ванной и туалетом, тонкий, и моя тень сквозь него просвечивает. Один выстрел в абрис моего затылка со стороны туалета — и все!

Тем не менее все это не сказывалось на состоянии пениса. Слишком активно и жадно занималась им Соледад. То ли она любила запах свежих яблок, то ли ей нравился сам предмет, но она не спешила выпустить изо рта эту незажигающуюся сигару. Соледад извивалась, тряслась, дергалась, откидывала или, наоборот, наклоняла голову, причмокивала и в конце концов застонала…

— Прелесть! — пробормотала она, встав на ноги и выключая воду. — Теперь — в постель!