Атолл

Наверху он почти в темноте занялся изготовлением 'раствора'. Сначала давил ягоды в ладонях, выжимал сок, а потом и жмых складывал в верхнюю часть комбинированного котелка, которая служила в этом устройстве в качестве крышки/сковородки. Когда, после его манипуляций, освободился сам котелок, он переместил 'раствор' туда и теперь уже занялся содержимым кастрюли. В конце концов, после давки ягод из ведра, у нас получилась целая кастрюля сока ягод, смешанного с их цедрой.

— Вот, — сказал Антонович очень довольный собой, — пусть теперь побродит пару дней. В этом климате, я думаю, на это уйдёт меньше недели. Только надо будет какой-нибудь майкой прикрыть, чтобы ультрафиолет не убивал винные дрожжи.

— Но ягоды ведь ядовитые! — Миа ещё раз попробовала отстоять свою точку зрения.

— А кто тебе сказал, что мы будем заставлять прибывших пить бражку? — возразил сосед, — мы их будем заставлять пить продукт перегонки. А уж поверь мне, я очень не уверен, что тот алкалоид, который придаёт этим ягодам ядовитость, имеет одинаковую температуру кипения, как и спирт. Спирт — очень лёгкая молекула, а вот органическая молекула алкалоида — это целая конструкция из водорода углерода кислорода и даже, иногда, металлов. А я не знаю не одной ягоды, которой бы придавали ядовитые свойства не алкалоиды. Здесь главное — высокое содержание сахара. Яд останется в осадке, а спирт и ещё пару органических веществ воспарят, — при этом Антонович вытянул руки к небу и изобразил что-то религиозное.

Я перекрестился. За то, чтобы прибывшие не померли от зелья Антоновича.

Когда мы уже собирались ложиться спать я не выдержал и позвал соседа на разговор. Мие объяснил, что у нас с ним свои, мужские, разговоры. Мы с соседом на ощупь в буквальном смысле отползли на несколько сотен метров в сторону и уселись на ещё горячие от дневного солнца камни.

— Антонович, тебе Миа не показалась несколько странной? — перешёл я с соседом на 'ты'.

— Точно, что не еврейка, — попытался успокоить меня Антонович.

— Бля, — выругался я, — ты же знаешь, что я не антисемит. Со мной жила еврейка. Такие же люди, как и все.

— Тихо, — сказал Антонович уже серьёзно, — Я пошутил. Чувство юмора — это единственное, что сейчас меня спасает. Думаешь моему, стариковскому, разуму так просто перестроиться на всю эту ситуацию!? Не думай, что мне всё далось так просто. Но я справлюсь. За меня можешь не беспокоиться. То, что ты влюбился в неё, а она в тебя — я уже понял. Что ещё ты хочешь спросить?

Он 'раздел' меня, что говориться, до костей. То, в чём я сам себе боялся признаться, он мне напросто влепил в лоб.

— Не стоит делать поспешных выводов, — автоматически вскинулся я.

— Петя. Не занимайся лишней хернёй. То, что я тебе сказал — правда. И ты это знаешь.

Я опять задумался. Думал, наверное, несколько секунд.

— А она не показалась тебе какой-то странной? — спросил я.

— То, что она не еврейка — это точно.

— Антонович! — зашипел я.

— Петя, — более серьёзно сказал сосед, — какая тебе разница, кто она? Ну какая!? Может тебе так важно, кто её родители или что-то подобное!? Мне кажется ты сам себе много в чём признаться не можешь. А скорее — не хочешь. Настоящая любовь — это большая ответственность. Ты не хочешь её брать на себя. Поверь мне, старому человеку.

— Но она… она странная.

— И что!? Петя, извини, но какой же ты ещё в свои годы щенок. Завтра мы спустимся вниз и нас, возможно, сожрёт Самка. Или крабы голливудить начнут. Или… да мало ли что!? Я ведь тебя знаю. Ты постоянно женщин боялся. Они у тебя больше, чем на одну ночь не задерживались. Но тут всё по-другому. Скоро начнут появляться прибывшие, которых мы отпоим самогоном. Кто-то из них просто заберёт её у тебя, хотя она этого не захочет. Петя — если появилось счастье, которого ты хочешь — бери его. Тем более, что она тоже тебя любит.

— Я в этом не уверен, — выпалил я. — Она предательница. Она с первого дня собиралась оставить меня умирать. И я более чем уверен, что она и нас, Антонович, рано или поздно предаст ради своего блага. А такое чувство, как любовь, ей, непонятного роду и племени, точно не знакомо.

— Детский сад, — выругался на меня Антонович, — впрочем, возможно я толкаю тебя забежать дальше твоего развития отношений. Это тоже делать не стоит — всё должно быть вовремя. Но один мой совет запомни. Когда-нибудь ваши отношения созреют совершенно, и если ты упустишь этот момент, ты будешь последним идиотом. И не важно, кто она — еврейка, марсианка, феминистка или овечка Долли. Не упускай свой шанс.

Возвращались мы молча. Когда пришли к месту нашей лёжки я, как бы невзначай, лёг спать совсем рядом около Мии.

— Уйди от меня, — она плакала.

Я попытался её обнять, но получил жёсткий отпор. Я отодвинулся. Только сейчас я понял, что она всё слышала. Я совершенно забыл про её уникальный слух. ‹d

‹/d

Глава 12

Утром я убоялся разговора с Миа и отправился вниз. Хотел проверить одну свою теорию, а именно — отстёгнутый десантником парашют не должен был утонуть. Сверху его видно не было и, возможно, его прибило где-нибудь к берегу.