Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО

Я уже и сам видел в оптику, что горело действительно знатно, словно это был не старинный бельгийский городок, а соломенный домик Ниф-Нифа (или Нуф-Нуфа?) – справа среди почерневших каменных стен (все, что осталось от здешних городских построек, в этих старинных домах обычно только стены каменные, а все нутро и крыши деревянные) стояла сплошная стена огня, так что за дымом и неба было не видно.

– Четыреста десятый, это Восемьсот девяностый, – доложил спустя несколько минут сержант Покиньборода. – Вижу противника, как поняли?

– Быстро отходите! – приказал я и поинтересовался: – Восемьсот девяностый, что именно вы видели?

– Видел одну БМП «Брэдли», Четыреста десятый! Отходила к холмам за западной окраиной города, потом к ней присоединилось еще три однотипных БМП. Когда я двинулся за ними, дальше, за озерцом, там, где горит разрушенный двухэтажный замок из красного кирпича, с двумя шпилями и круглыми башнями, километрах в двух западнее, рассмотрел в осыпавшемся леске с пяток «М-60». Стояли, не двигались, только один башней вертел, и возле них какой-то народ суетился, в натовских ОЗК. Меня они, похоже, не видели.

– Ты не ошибся, Восемьсот девяностый?

– Обижаете, тарищ майор. Ихний «шестидесятый» – это тот еще дурильник, который ни с чем другим не спутаешь. Его и в засаду надо ставить разве что за хату средней зажиточности, да и то не факт, что спрячешь…

– Ладно, всем отход!

Когда мы с танками Кутузова, все так же прикрывая разведчиков, отошли к основным силам, я доложил Сто второму все как есть. Что разведчики видели американские танки, а дорога через городок закупорена плотно.

Сто второй поблагодарил за службу, уточнил координаты замеченного противника и визуальные ориентиры и велел срочно отходить, как можно дальше от эпицентра. Далее он приказал продолжать движение к намеченной для нас цели по дороге № 20 (это изрядный крюк, но что делать, в нашей-то ситуации?), а через двадцать пять – тридцать минут уточнить наше местонахождение. После чего снова перейти в режим радиомолчания.

Интересное кино, но спорить или переспрашивать я, разумеется, не стал. Мне, как и всем, было очень неуютно рядом с этим атомным убоищем. Я понимал, что теперь этот горящий, как головешка, городок, дымные поля и перелески с облетевшими за считаные минуты деревьями очень долго будут преследовать меня в ночных кошмарах, так же как этот лысый абориген без лица. Если я, конечно, проживу хоть сколько-нибудь долго. Хотя неизвестно, как нам всем еще придется накосорезить на этой войне и какие кровавые мальчики будут у нас после этого в глазах…

В общем, мы отошли километров на двадцать, и только там я разрешил истомившимся взаперти экипажам открыть люки – береженого бог бережет…

А подполковник Салливан в этот момент ждал возвращения своей разведки, пребывая в самом скверном расположении духа. Нет, то есть сначала все вроде бы было нормально – БРМ «М3» с позывными «Сиу» и «Кроу» вовремя обнаружили русских, а потом подтвердили факт вступления головы русской танковой колонны в Билзен. Все дисциплинированно укрылись, обещанные бомбардировщики появились вовремя, и ядерный взрыв, произошедший там, где и было намечено, вроде бы не вызвал ни у кого особых эмоций или потерь. Но, как оказалось, это было только начало. Когда после взрыва пошли радиопереговоры и началась первая оценка потерь, оказалось, что не все так хорошо, как хотелось бы, – на пяти танках не хотят заводиться двигатели, а еще на двух десятках боевых и транспортных машин полетели рации и аккумуляторы – видимо, последствия воздействия электромагнитного импульса. Потом капитан Кэддок доложил по радио подполковнику о том, что в его роте «Альфа» 3-го батальона задохнулись трое солдат и один капрал, которые, второпях натягивая ОЗК, похоже, забыли вытащить пробки из противогазных фильтров. Все эти потери Салливан отнес за счет нарушения личным составом соответствующих инструкций – у него почти половина солдат и сержантов были новобранцами или резервистами… Хуже было другое – медик, майор Палоули, вскоре доложил, что больше пятидесяти человек утратили боеспособность по причине то ли облучения, то ли общей депрессии – тошнота, рвота, понос, эпилептические припадки, потеря сознания, несколько человек лежат и никого не узнают, восемь, не обращая ни на кого внимания, молятся (причем по-разному и разным божествам), еще шесть человек то ли обкололись, то ли обкурились – где они взяли «дурь» в этой обстановке, медики даже не представляли… Все это уже невозможно было объяснить сколько-нибудь рационально…

Мрачный Салливан сидел в своей наглухо задраенной командной «М577» и, разглядывая в дальномер пылающие руины бельгийского городка (о том, что стало с его населением, он заставлял себя не думать), поддерживал связь с разведчиками.

– Кроу, как меня слышите, это Кастор, – запросил он одну из БРМ.

– Кастор, я Кроу, – доложил командир машины, мастер-сержант Чарли Миркович. – Вас слышу, мы возвращаемся!

– Что вы там наблюдали, Кроу? Где противник?