Атомный аврал

Политическая тактика СССР в эти годы заключалась в демонстрации неустрашимости и твердости.

Отвечая 17 сентября 1946 года на вопросы московского корреспондента «Санди Тайме» А. Верта, Сталин сказал: «Атомные бомбы предназначены для устрашения слабонервных, но они не могут решать судьбы войны, так как для этого совершенно недостаточно атомных бомб».

Сталин говорил это совершенно искренно. Он не считал серьезной военной угрозой те девять атомных бомб, которыми обладали США в середине 1946 года. И поэтому ему очень хотелось получить советскую бомбу до того, как американский атомный потенциал возрастет настолько, чтобы представлять прямую опасность. Однако в 1947 году положение изменилось в худшую сторону. По сообщениям Клауса Фукса, американцы постоянно наращивали темпы производства ядерного горючего и достигли ежемесячной выработки 100 кг урана-235 и 20 кг плутония. Это соответствовало производству 30–40 атомных бомб за год. Даже если эти сведения были несколько преувеличены, они всё равно очень и очень впечатляли. Американцы же понимали, что их монополия носит временный характер.

Поэтому в 1947 году военные «ястребы» в США начали разрабатывать секретные планы превентивного нападения на СССР («испепеляющего удара») с нанесением атомных ударов одновременно по десяткам стратегических объектов, включая и Москву. Сталину доложили об этом.

Атомная бомба грозила из чисто политического оружия превратиться в открытую военную угрозу.

И Сталин занервничал. В беседе с Берия перед его отъездом в Челябинск Сталин демонстративно спокойно напомнил председателю Специального комитета, что «наша» бомба должна быть испытана в следующем году.

Это напоминание испугало и разозлило Берия. Он понимал, что при существующих темпах строительства реактора «А» говорить об испытании изделия в 1948 году просто утопия. «А подтолкнуть надо! — решил он. — Пока не дашь им хорошего пинка под зад, работают по принципу «идет — и ладно».

18 ноября Берия выехал из Москвы в своем любимом царском вагоне. Все нравилось ему в этом небольшом дворце на колесах, чудом уцелевшем от старого, разрушенного до основания мира. Особенно кожаный мягкий диван с деревянной узорчатой резьбой. И бронзовая настольная лампа. Обнаженная женщина вознесла узкие руки вверх, к небу, а в руках у неё не солнце, а белый фарфоровый патрон для электрической лампочки. Ему нравилось поглаживать эту женщину по выпуклому месту и периодически, без всякого смысла, нажимать на выключатель.

Берия отдыхал в этом вагоне, забывая под ровный стук колес о непрерывных совещаниях и нескончаемых кипах документов. Но по мере приближения к Кыштыму все больше нервничал и раздражался по мелочам. В его душе все явственней оформлялось горячее желание выпустить гневный вздох сразу по приезде в зону на кого угодно: хоть на Царевского, хоть на Славского. Вообще на любого, кто попадет под руку.

Однако то, что Берия увидел на стройке «А», приятно поразило его. Подобного размаха строительных работ он не видел никогда. Там, где в прошлый его приезд несколько месяцев назад зияла огромная черная дыра, уже возвышалось, хоть и не достроенное до конца, но возведенное и частично отделанное трехэтажное здание.

После доклада Царевского и осмотра здания реактора Берия попросил показать ему место строительства радиохимического завода «Б» по переработке облученного урана. Сделал здесь несколько рациональных и «полезных» замечаний о необходимости ускорения работ. Поинтересовался, не надо ли ещё увеличить количество зэков-строителей? На все вопросы Берия получал от Царевского и Славского четкие, ясные, исчерпывающие ответы. Как ни странно, это ещё больше раздражало Берия: все идет своим законным ходом, никто ни на кого не жалуется, некого даже размазать как следует.

И всё-таки во время заключительной беседы он нашел повод для выпуска накопленного пара:

— На кой черт мне ваши раскрашенные кабинеты? Меня интересует не здание реактора, а сам реактор. Через два месяца реактор должен находиться в монтаже! Кого надо для этого подключить — напишите докладную. Если в январе не начнете складывать ваш сраный графитовый котел, пеняйте на себя. Все!

Присутствующие начальники молча мотали на ус названный срок.

Увидев при выходе из здания любопытную сценку, Берия замедлил шаги. Остановился. На караульном посту, спиной к руководящей группе, молодой солдатик приплясывал от холода на двадцатиградусном морозе. Он неловко приседал в толстом бушлате и выкидывал вбок правую ногу. Не заметил выходящих из здания, оплошал немного. Берия эта снежная картинка развеселила, он добродушно заулыбался.

Все с удовольствием поддержали его скабрезные шутки по поводу Вани-дурачка. Солдат стоял навытяжку и от страха хлопал глазами. Начальники радовались, что настроение у Берия улучшилось и поэтому прощание не будет очень жестким, без ультиматумов.

Когда уже рассаживались по машинам, Берия тихо сказал сопровождающему офицеру:

— С ним надо разобраться. На боевом посту так себя вести нельзя!