Ацтек. Поверженные боги

Тем временем прибитый кольями жрец вел себя тихо, может быть, надеясь, что о нем позабыли. Но когда солнце поднялось выше, он понял, что ему предстоит умереть еще более страшной смертью, чем всем остальным, ибо то, что осталось от Ночипы, начало осуществлять собственную месть. Кожа, насыщенная известковой водой, по мере высыхания медленно сжималась, затвердевая на теле жреца сдавливающей его коркой. Он начал задыхаться и хрипеть. Даже не кричать, а только хрипеть, ибо набрать воздуху ему уже удавалось лишь столько, чтобы чуть-чуть продлить свою жизнь. А кожа неумолимо продолжала сокращаться, стягиваться, уже затрудняя движение крови в его теле. Отверстия на месте шеи, запястий и лодыжек Ночипы сузились, превратившись в медленно сжимающиеся гарроты. Лицо жреца, его руки и ноги начали вспухать и темнеть до безобразного пурпурного цвета. С раздувших губ еще срывались нечленораздельные звуки, но постепенно и они заглохли. Тем временем то, что недавно было тепили Ночипы, сомкнуло свое еще более девственно тугое, чем при жизни, кольцо, перетянув гениталии жреца у самого основания. Его мешочек олотин набух до размера мяча тлачтли, а тепули разнесло так, что он стал больше моего предплечья.

Солдаты расхаживали по территории поселения, рассматривая каждое валявшееся там тело, дабы удостовериться, что те, кто еще не умер, умирают. Текпанеки не проявляли милосердия и не облегчали страдания умирающих, однако приказ о том, чтобы в Йанкуитлане не осталось никого живого, выполнялся старательно. Под самый конец нас удерживало там лишь созерцание предсмертных мук жреца.

Я и мои товарищи стояли над его распятым телом, слушая слабый, затихающий хрип и глядя, как безжалостно сжимающаяся кожа все сильнее стягивает жреца, делая скрытые под нею части все тоньше, а налившиеся кровью, почерневшие открытые места, заставляя, напротив, раздуваться, невероятно увеличиваясь в размерах. Голова его уже походила на бесформенную черную тыкву, но жрецу все же хватило дыхания на короткий стон, когда его тепули, не выдержав внутреннего давления, лопнул, разбрызгивая вокруг черную кровь и обвиснув рваными клочьями.

Какое-то подобие жизни еще теплилось в этом человеке, но с ним было покончено, и наша месть свершилась. Сердитый на Всех приказал текпанекам собирать вещи и готовиться к маршу, тогда как остальные трое стариков вместе со мной переправились вброд обратно через реку, где нас ждала Бью Рибе. Я молча показал ей заляпанные кровью опалы. Уж не знаю, что еще она видела, слышала или о чем догадалась, и даже не могу предположить, как я сам выглядел в тот момент. Но Бью смотрела на меня глазами, полными жалости, упрека, печали и главное — ужаса. На какой-то миг она даже отстранилась, когда я протянул ей руку.

— Пойдем, Ждущая Луна, — сказал я Бью каменным голосом. — Я отведу тебя домой.

IHS

S.C.C.M

Его Священному Императорскому Католическому Величеству императору дону Карлосу, нашему королю и повелителю Наимудрейшему и проницательнейшему из государей из города Мехико, столицы Новой Испании, на следующий день после праздника Очищения Девы Марии, в год от Рождества Христова одна тысяча пятьсот тридцатый, шлем мы наш нижайший поклон.

Позвольте высказать самое глубокое и искреннее восхищение основательностью и смелостью познаний и суждений Вашего Величества в области умозрительной агиологии[7]

в связи с высказанной нашим монархом в последнем письме блестящей догадкой, viz.[8]: о том, что самое любимое божество индейцев, столь часто поминаемый нашим ацтеком Кецалькоатль мог быть в действительности не кем иным, как апостолом Фомой, посетившим здешние земли пятнадцать столетий тому назад с высокой целью принести туземным язычникам Свет Евангелия.