Ацтек

Как оказалось, народ цью собирал улиток и заставлял их выделять пурпур лишь дважды в год, по священным праздникам, которые устраивались не в определенные дни, но тогда, когда на это указывали какие-то мудреные пророчества и знамения. Хотя на подводные камни налипло тысячи морских улиток, каждая из них выделяла лишь малюсенькую капельку красящего вещества, так что в праздники людям приходилось отыскивать моллюсков среди бушующих волн и даже нырять за ними в водовороты, чтобы потом собрать все их выделения на мотки хлопковой пряжи или в кожаные мешочки. К улиткам здесь относились бережно, их требовалось сохранить в целости, дабы они могли дать пурпур и к следующему празднику. А вот люди ценились тут меньше. Два раза в год, при совершении каждого из этих обрядов, гибло по четверо-пятеро ныряльщиков: кого засасывали в глубины океанские водовороты, а кого бешеные волны, вышвырнув, разбивали о скалы.

– Но раз уж вы все равно идете на такие жертвы, что гибнут люди, почему ты упорно отказываешься получить от ндик диок прибыль? – Я несколько раз повторил свой вопрос и наконец добился того, что жрец понял.

Снова поманив за собой, он привел меня во влажный прохладный грот и горделиво объявил:

– Наш бог моря, чей голос ты слышал. Тиат Ндик. Моему взору предстала статуя, весьма примитивная, ибо представляла собой грубое нагромождение круглых камней: валун обозначал нижнюю часть туловища, камень поменьше – грудь, а самый маленький – голову. Но вся эта, с позволения сказать, скульптура была окрашена в светящийся пурпур. А вокруг Тиат Ндика были разложены мешочки, полные краски, и мотки окрашенной ею пряжи. Эта пещера скрывала в себе просто бесценные сокровища.

Когда мы снова взобрались на гряду, раскаленный докрасна диск Тонатиу уже спустился к западному горизонту и погружался во вскипающий паром облаков океан. Потом диск исчез, и на какой-то миг мы увидели, как Тонатиу на самом краю мира осветил море изумрудно-зеленой вспышкой. Впрочем, это зрелище ни на миг не прервало разглагольствований жреца о том, что подношения в виде пурпурной краски необыкновенно важны для цью, ибо, если они не умилостивят морского бога, Тиат Ндик не станет посылать рыбу в их сети.

Я попытался возразить: – Но послушай, получается, что в обмен на все эти жертвоприношения и дары ваш бог моря позволяет цью лишь влачить жалкое существование, питаясь одной рыбой. Позволь мне доставить ваш пурпур на рынок, и я принесу вам столько золота, что вы сможете купить целый город. Город в какой-нибудь прекрасной местности, где полным-полно куда лучшей снеди, чем рыба, а также рабов, которые будут вам служить.

Жрец, однако, был непреклонен: – Пурпур не продается. Бог не простит нам кощунства. – Он помолчал и добавил: – Кроме того, Желтый Глаз, мы не всегда едим одну только рыбу.

И жрец с улыбкой указал мне на берег, где вокруг костра стояли четверо его помощников. А над костром, насаженные на мое собственное копье, жарились два человеческих бедра. Лодочника нигде не было видно, и мне потребовалась вся сила воли, чтобы не выдать того, какой ужас охватил меня при этом зрелище.

Вынув из складок набедренной повязки пакет с золотым порошком, я кинул его на землю – между собой и главным жрецом.

– Разворачивай пакет бережно, – сказал я, – иначе все золото унесет ветром.

Когда служитель морского бога опустился на колени и принялся осторожно разворачивать ткань, я продолжил:

– Если бы ты позволил мне нагрузить пурпуром лодку, я пригнал бы ее обратно, почти полную золота. Что же до этого пакета, то я предлагаю его тебе лишь за ту краску, какую смогу унести в руках.

К этому времени жрец развернул ткань, и золотой порошок засверкал в лучах заходящего солнца. Четверо помощников сгрудись позади жреца, глядя на золото с алчным блеском в глазах. Главный жрец нежно просеял золотой порошок сквозь пальцы, взвесил пакет на ладони и, не глядя на меня, произнес:

– Это золото ты отдашь за пурпур. А сколько ты выложишь за девушку?

– За какую девушку? – спросил я, и сердце мое упало. – Да за ту, что стоит у тебя за спиной. Я торопливо оглянулся и увидел несчастную, перепуганную Цьянью, а позади нее – шестерых или семерых мужчин цью. Впрочем, они не столько караулили девушку, сколько вытягивали шеи, чтобы рассмотреть золото в руках служителя бога.

Жрец все еще бережно перекладывал пакетик из одной руки в другую, когда я занес макуауитль и стремительным ударом отсек ему обе кисти. Вместе с пакетом они упали на землю.

Остолбеневший жрец в ужасе уставился на хлеставшую из обрубков рук кровь.