Аты-баты, шли солдаты

– Срочно проверить тумбочки, Глебов, – приказал Суслин. – Все лишнее – на стол!

– А что – лишнее?

– Кроме умывальных принадлежностей, кружек, ложек и книг – все. Ясна задача?

– Ясна, – сказал Глебов. – А махорка?

– Махорку можно оставить.

Суслин и Глебов начали внимательно проверять тумбочки, стоявшие в два этажа возле стены.

– Из дому что пишут, Глебов? – спросил Игорь, осматривая содержимое тумбочек: зачитанные книжки и журналы, письма и фотографии, кружки да ложки.

– Писать некому, – ответил дневальный. – Мать с сестренкой в Германию угнали, отец партизанит где-то. Если жив. Одна бабка осталась, а она уже и не видит ничего.

– А вы что же в партизаны не ушли?

– Я-то?.. Пахал я.

– Что? – не поняв, переспросил Суслин.

– Пахал, говорю.

Младший лейтенант оторвался от очередной тумбочки и долго смотрел на Глебова с презрительным сожалением.

– На немцев, значит, трудились?

– Немцы за это картошку давали. И отруби.

– Странно, странно, – протянул Суслин. – И много вас таких пахарей было? За картошку и отруби?

– Были уж, – нехотя ответил Глебов и вдруг оживился, вытащив из тумбочки три куска хозяйственного мыла: – Товарищ младший лейтенант, наше мыло! То самое, сворованное. Он его за фанеркой сховал, гад.

– Та-ак, – со злым торжеством констатировал Суслин. – Чья это тумбочка? Святкина?

– Нет. Крынкина.

– Ко мне его. Живо!

Глебов рванулся к двери, но вскоре вернулся, конвоируя тщедушного Крынкина.

– Товарищ младший лейтенант, по вашему приказанию рядовой Крынкин…

Но Суслин не дал рядовому Крынкину окончить рапорт. Отступив в сторону, открыл лежащее на тумбочке мыло, и Крынкин сразу виновато опустил голову.

– Объясните, Крынкин, как это мыло попало в вашу тумбочку?

Крынкин подавленно молчал. Только краснел. Медленно и мучительно.

– Вы меня слышите, Крынкин?

– Я, это… Виноват, – еле слышно сказал солдат.

– Украли? – напирал командир взвода. – Украли у своих же товарищей?

Крынкин покивал. Ушанка смешно заерзала на его круглой стриженой голове.

– Эх вы, комсомолец, – вздохнул Суслин. – Пока – комсомолец! Надеюсь, до первого собрания.

– Простите, товарищ…

– Берите мыло, и идем ко взводу, – решительно приказал Суслин. – Вот там вы все сами и объясните своим товарищам.

Крынкин поднял голову. По лицу его катились слезы, но солдат, не моргая, смотрел на командира. Игорю вдруг стало не по себе, и он отвел глаза.

– Берите мыло.

– Мамане послать хотел, – вдруг тихо сказал Крынкин. – Маманя у меня голодует. И сестры. Сильно голодуют. Отца убили у нас. И брата. На брата «похоронка» пришла, у мамани ноги отнялись. По избе еще ходит, а так… Думал, мыла им, хлебца чтоб купили. Голодно. Сильно голодно им, товарищ младший лейтенант.

– Мне жаль вас, Крынкин, – помолчав, сказал Игорь. – И родных ваших тоже жаль, и вообще… Но вы же украли. Украли!..

– Украл, – покорно согласился Крынкин. – Думал, мамане. Думал, это… – И замолчал.

– Простите вы его, товарищ младший лейтенант, – сказал Глебов. – Я насчет голода знаю. Когда мать есть хочет, так не то что мыло – хлеб украдешь. Я знаю. Простите Крынкина.

– Оставьте ваши советы, Глебов, – поморщился Суслин.

– А я скажу, что я украл! – вдруг зло выкрикнул Глебов. – Пусть в штрафную меня, пусть куда угодно, лишь бы на фронт поскорее! Вы под немцами не были, а я был. И не просто был, а пахал под ними, да! И все равно скажу, что я мыло это украл, а не Крынкин. Он же слабый, не видите, что ли? А я – злой, мне ничего не страшно. Так что либо я, либо…

– А что – либо? – тоже закричал Суслин. – Ну что – либо?! Что? Снова в тумбочку запихать, да? За фанерку? Ну, что вы молчите, Глебов?

– Был бы я командиром, – сказал дневальный, – я бы знал что.

– Так подскажите мне!

– Будто вы сами не знаете? – усмехнулся Глебов.

– Не знаю, – сердито признался Игорь.

– Пойдите на почту и отправьте это мыло Крынкина мамане. От имени взвода.

– Не надо! – всхлипнув, закричал Крынкин. – Не надо это! Не надо!

– Нет, надо! – резко сказал Глебов. – Надо, чтоб ты, гад, на всю жизнь запомнил, как у товарищей воровать!

– Идите, Крынкин, – сказал младший лейтенант. – И пока помалкивайте там.

Шмыгая носом, Крынкин вышел.

– Не понимаю я вас, Глебов, – вздохнул Игорь. – С одной стороны, вроде бы… А вообще непедагогично. Непедагогично, и я вас не понимаю.

– Не голодали вы, товарищ младший лейтенант, – колюче глядя на Игоря, сказал Глебов. – Не голодали…

Когда Константин вошел в станционный буфет, там было пусто.

Только молодая полная буфетчица разговаривала из-за стойки с Аней, которая в одиночестве завтракала за столиком у окна.

– А твой все летает?

– Летает.

– Не пьет-то хоть?

– Ему нельзя, – печально улыбнулась Аня. – Он у меня – летчик-истребитель. Садитесь, Костя, позавтракайте.

Константин сел за ее столик.

– Билет компостировал, – сказал он. – Поезд завтра вечером. В двадцать два сорок четыре. Так что все отлично устроилось.

Анна перестала улыбаться.

– Вы забыли, какого числа погибли наши отцы? Шестого марта. Все только послезавтра съезжаться начнут.

– Ничего не поделаешь, – сказал Константин. – Меня в Москве ждут. Схожу на могилу, возложу букет.