Хоть бой при Вишау и был ничтожным с точки зрения реальных потерь, но с точки зрения морального фактора им нельзя было пренебрегать. Ведь сам император французов писал, что «на войне три четверти всего — это моральные силы», а верить во что-то, сильно верить — это уже наполовину достичь результата. Пусть стычка под Вишау ничего не значила количественно, пусть действительные результаты были малы, но русские солдаты и офицеры почувствовали подъем. Его можно было использовать — тотчас же ринуться в атаку, и с учетом мастерства противника как можно меньше заниматься хитроумными маневрами, а по-русски — «ломить стеной». Быть может, Наполеон и в этом случае нашел бы способ победить союзников. Но скорее всего, он вынужден был бы отойти, что не могло бы не стать причиной серьезного ослабления моральных сил его войск.
Вейротер сделал все как раз наоборот. По его распоряжению союзная армия отныне должна была поставить перед собой задачу отрезать Наполеона от пути отступления. Для этого было приказано совершить бредовый, абсолютно ненужный маневр, продиктованный исключительно схоластическими фантазиями. Нормальными словами его описать очень сложно. Для того чтобы его понять, необходимо посмотреть на представленную схему. Вся армия смещалась на десяток километров влево и на пару километров вперед, сохраняя при этом ориентацию своего фронта. Согласно диспозиции был изменен состав колонн.
К вечеру всё было окончательно запутано в лучших традициях Макка и Шмидта. Вместо того чтобы лететь вперед на крыльях победы, войска мешались, пересекались на марше, стояли без дела, проклиная своих командиров. Примерно так же союзная армия двигалась и 30 ноября. «Мы делали небольшие марши, — писал генерал Ермолов, — но таким непонятным образом были они расположены, что редко оканчивали мы их скорее десяти или двенадцати часов, ибо все колонны непременно одна другую перерезывали и даже не по одному разу, и которая-нибудь напрасно теряла время в ожиданиях»19
. Генерал Ланжерон рассказывал, что на назначенные места войска «прибывали поздно, разбредались затем, чтобы искать продовольствие, грабили близлежащие деревни — беспорядок был в своем апогее», а штаб армии «по каким-то особым соображениям, нам совершенно недоступным, ежедневно менял состав колонн и до того перепутал полки, что в этих пяти маршах никогда генерал не командовал на следующий день полком, который был у него накануне»20.В результате вместо того чтобы немедленно дать генеральное сражение, союзники топтались на месте.
По-другому действовал Наполеон. Он знал, чего он хочет и как этого добиться, и поэтому в его армии царили совершенно другие настроения.
С самого начала своего пребывания в Брюнне он твердо решил для себя, что должен будет дать сражение союзникам на обширной равнине, простиравшейся к востоку от города между отрогами гор, ограничивающих поле будущей битвы с севера, и болотистыми берегами реки Литтавы, ограничивающих его с юга. Неоднократно он пересекал вдоль и поперек выбранное им поле, внимательно рассматривая малейшие особенности рельефа. «Господа, — обращался он к своей свите, — изучайте тщательно эту местность. Это будет поле битвы, а вам предназначено сыграть в ней важную роль»21
.Как следует из того, о чем говорилось в начале главы, император не мог сказать, каким именно образом он разгромит союзников, но что совершенно очевидно, это должно было быть обронительно-наступательное сражение. План Наполеона постоянно модифицировался в связи с обстановкой, но его генеральная линия оставалась неизменной: как только неприятель перейдет в наступление, немедленно собрать в кулак все силы и, используя ту или иную ошибку союзников, нанести им мощный контрудар в слабое место.
О том, насколько далеки от истины легенды о предвидении всех будущих обстоятельств битвы, говорит то, что в случае отсутствия грубых ошибок со стороны неприятеля и недостатка времени для концентрации значительной массы войск Наполеон не исключал отход на новую позицию. Эта позиция была выбрана им на высотах за рекой Шварцавой под защитой пушек Брюннской цитадели. Подобный вариант, разумеется, был запасным и не самым лучшим. Тем не менее император допускал такую возможность. В случае атаки союзников сразу после боя при Вишау императору, очевидно, пришлось бы использовать этот запасной план.