«Я увидел, как из какой-то канавы навстречу мне вылез маленький человечек, очень грязный и чрезвычайно смешно одетый», — будет рассказывать со смехом о своем рандеву с императором князь Долгорукий в штабе союзников. Он также скажет, что «был очень удивлен, когда ему заявили, что это Наполеон» 27
.Неизвестно, о какой канаве говорил Долгорукий, но что совершенно очевидно, это вызывающий тон, с которым молодой адъютант стал беседовать с Наполеоном. «Во время разговора, каждое слово которого мы прекрасно слышали, — вспоминал Сегюр, — император держался спокойно и сдержанно, а Долгорукий, напротив, вел себя с такой надменностью и развязностью, что это могло бы нас разозлить, если бы не вызывало чувство жалости, настолько подобное поведение было смешным и неуместным».
Действительно, как ни старался сдержать себя император, он в конечном итоге взорвался. Князь высокомерно заявил, что мир возможен только в том случае, если Наполеон немедленно откажется от Итальянского королевства, от левого берега Рейна и Бельгии, и добавил, что французской армии, так и быть, дадут уйти подобру-поздорову, если она тотчас же эвакуирует Вену и «наследственные владения» Австрийской монархии.
«Уходите! Уходите, сударь, — воскликнул император, — уходите, и скажите вашему хозяину, что у меня нет привычки позволять оскорблять себя подобным образом, уходите сейчас же!»
Вернувшись к своей свите, Наполеон нервным жестом несколько раз стукнул по земле хлыстом и произнес в сердцах: «Италия! Они хотят Италию!.. А что же бы они сделали с
Францией, если бы я был разбит? Ну что ж, раз они очень хотят, я умываю руки. И с Божьей помощью через 48 часов я дам им суровый урок» 28
.«Произнося эти фразы, — вспоминал Савари, — он пешком дошел до первого пехотного поста нашей армии. Это был отряд карабинеров 17-го легкого полка. Император, продолжая раздраженно говорить, стучал хлыстом по кучкам земли, лежавшим вдоль дороги. Часовой, старый солдат, слушая его, спокойно набивал свою трубку, держа ружье между ног. Наполеон подошел к нему и воскликнул: «Эти люди считают, что нас осталось только слопать!» Старый солдат, невозмутимо ответил: «Да ну! Пусть попробуют — мы встанем им поперек глотки...» Эта забавная фраза заставила императора рассмеяться. К нему вернулось хорошее расположение духа, он вскочил на коня и поскакал в штаб-квартиру...»29
Долгорукий привез в штаб союзников известие о том, что Буонапарте трепещет. Он рассказал также, что видел, как повсюду французы в страхе окапываются. «Наш успех несомненный, — говорил он, — стоит только идти вперед, и неприятели отступят, как отступили они от Вишау»30
. Казалось, действительно, все подтверждало правоту молодых советников Александра. «Французские аванпосты имели такой вид, что они в растерянности и смущены, — вспоминал князь Чарторыйский, прибывший вместе с Александром к армии. — Это поддерживало иллюзии. Постоянно с наших передовых линий приходили рапорты, которые говорили о скором отступлении французской армии. В результате уже думали не столько о настоящем моменте, сколько о будущем, не о том, как разбить неприятеля, а о том, как не дать уйти французской армии и нанести Наполеону смертельный удар»31.На следующий день, 3 0 ноября, Наполеон уже не сомневался — он не будет отступать, а даст генеральное сражение. Войска, на которые он рассчитывал, подходили со всех сторон. Дивизия Фриана из корпуса Даву выступила из Вены 29 ноября в 9 часов вечера, и прибыла 30 ноября в 10 часов вечера в Никольсбург, пройдя за сутки 70 км. Отдохнув несколько часов ночью, она снова двинется вперед, и 1 декабря будет уже поблизости от Брюнна, пройдя еще 45 км. Таким образом, солдаты Фриана меньше чем за двое суток прошли 115 км почти без отдыха! Корпус Бернадотта подошел вечером 30-го числа к окрестностям Брюнна. Драгунские дивизии также были поблизости.
В то время пока французские солдаты, превозмогая усталость и лишения, шли форсированными маршами, союзники с какой-то удивительной неторопливостью продвигались вперед. 30 ноября колонны русско-австрийских войск прошли... около 10 км! В этот день они упустили свой последний шанс атаковать Наполеона до подхода ожидаемых им подкреплений. Вполне понятно, что союзная конница, которая могла за час преодолеть расстояние до неприятеля, просто томилась от безделья, и весь день 30 ноября казачьи сотни и эскадроны русских и австрийских гусар маневрировали на пространстве, отделяющем враждующие армии. Со своей стороны, французская кавалерия перешла ручей Гольдбах и также развернулась на широкой равнине. То там, то сям завязывались небольшие конные стычки, французы большей частью уклонялись от боя, укрепляя союзное командование в его самоуверенном настроении.