Я перебирал ее пальцы, будто бахрому, пока в ложбинках маленькой ледяной ладони понемногу не выступил пот.
– Алана… девочка… ты…
Мягко перекатившись, я оказался так близко, как подобает только мужу. Ввинтился под одеяло, будто крот, тощее тело моей жены вызывало не столько страсть, сколько желание приласкать и накормить.
– Ой, – сказала Алана, и я щекой ощутил тепло ее дыхания. – Ой, нет… Мне все время кажется, что он здесь. Что он на нас смотрит.
Я еле сдержал стон. Мертвой рукой погладил маленькую холодную руку и с неслышным вздохом откатился прочь.
Весь следующий день мы с Аланой смотрели в разные стороны; дорога пошла плохая, комедиантам то и дело приходилось выталкивать повозки из ям и рытвин, все шли пешком, даже Алана – и только Бариан с Танталь продолжали, завесившись пологом, свой странный разговор. Комедиантка на ролях героинь шла рядом с повозкой, рискуя попасть под колесо, и, вытянув шею, прислушивалась к голосам, снова и снова повторяющим один и тот же диалог; несколько раз, если мне не изменил слух, Танталь выругалась, да так, что позавидовал бы любой матрос. Муха и злодей-толстячок многозначительно переглядывались.
Еще днем миновали небольшое селение, а потом хутор, быстро темнело, небо затянулось тучами, ветер пробирался, кажется, под самые ребра. Лошади еле переставляли ноги, а Бариан бранился почем зря на статного красавца Муху. Всем понемногу становилось ясно, что, если не найдется хоть сараюшки среди поля – труппе мерзнуть и пропадать; толстяк Фантин бормотал, будто оправдываясь, что должно здесь быть селение, и немаленькое, он эту дорогу помнит, не замело же, в самом деле, снегом по самые дымари…
Алана прижалась ко мне, и я почувствовал, что она дрожит. УЖ лучше бы она оставалась в апатии: отчаяние и страх – вовсе не те чувства, ради которых стоит изменять спокойному безразличию. Как бы то ни было, но за помощью Алана кинулась к мужу, а в трудные времена муж и обязан быть мужественным, как статуя.
Я взял ее на руки. Начиналась метель; стиснув зубы, я вообразил себе Чонотакса Оро, сидящего в четырех стенах и слушающего вой ветра за окном. Дирижирующего этим ветром…
В тот самый момент, как я уверился в магическом происхождении постигшей нас неприятности – в это самое мгновение поселок обнаружился прямо перед нашими носами, выглянул из под снега редкими огнями, поднял белые скаты крыш, отозвался собачьим лаем.
У всех сразу же улучшилось настроение; не надеясь собрать публику в такую погоду, Бариан повернул прямо к постоялому двору, и, ввалившись с мороза в тепло, мы оглушены были грохотом, звоном посуды и утробным хохотом трех десятков глоток.
Распугивая постояльцев и слуг, в трактире пировали местный князек с вооруженной свитой. Молодцы были все как один красноморды, бесшабашны и уже здорово пьяны; появление комедиантов вызвало новый приступ веселья, сам князек, тощий молокосос в шелках и бархате, вылез из-за стола, чтобы поближе разглядеть новоприбывшее диво. Бариан испугался.
Я видел, как дергается жилка у него на виске, как нервно подрагивают губы, в то время как он спокойным ровным голосом объясняет молокососу, что да, это труппа бродячих комедиантов, да, чтобы веселить народ, да, но сегодня спектакля не будет – метель…
Князек хватил кулаком по столу. На удивление крепкий был кулак – только столешница жалобно охнула; пьяный молокосос желал развлечений. Прямо сейчас. Не сходя с этого места.Бариан побледнел сильнее. За спиной у него плотной группкой стояли хмурый Муха, зловещий Фантин, перепуганная героиня Динка, Алана в низко надвинутом капюшоне и обнимающая ее Танталь; я механически потянулся за шпагой – и схватил пустоту. Комедианты оружия не носят.
Теперь князек улыбался; улыбка у него была мерзкая, но он обещал «господам шутам» выпивку, ужин и деньги. Если только молодцам – красноречивый взгляд на выводок головорезов – представление придется по душе…
Собственно говоря, всего то и дел было – захватить князька в захват и приставить к тощему горлу его, молокососа, собственную шпагу. И ждать, пока красно-мордыс кинут оружие…
Если только они сообразят, что надо кинуть. Если только их пьяные головы способны верно оценить ситуацию; возможно, кто-то из них и сам бы князька подрезал – случилась бы только возможность…
А здесь, между прочим, Танталь и Алана. И я поклялся оберегать каждый волос с их головы… Ишь ты, как пригодилась клятва.
Бариан сглотнул. Обвел взглядом хохочущие пьяные рожи, обернулся к своим; я видел, как сузились в ответ на его взгляд темные глаза Танталь.
– Господа, нам необходимы приготовления, – сказал Бариан хрипло, с недостойной суетливостью в голосе. – Если вы желаете… представления… то нам надо освободить вон тот угол. Все столы – сюда… Там будет сцена…
Красномордым не хотелось таскать столы, но окрик молокососа сделал свое дело; возбужденно грохоча мебелью, кидая стулья и пугая тем самым беднягу-хозяина, эти будущие зрители радостно предвкушали обещанное зрелище. В основном их интересовало, будут ли голые бабы, и от взглядов, кидаемых в сторону Аланы и Танталь, мне делалось муторно.