Авантюрист

А вот заставлю Танталь, решил я в приступе раздражения. Тоже мне… великая актриса.Раздражение тут же ушло, сменившись угрызениями совести; я почесал подбородок, поочередно заглядывая в глаза всем троим:

– Итак, барышни? Вещь заметная, просто так не пропала бы, большая, серебряная…

– Вы же говорили, что цены в ней мало, – фыркнула девчонка. – Теперь оказывается, что она большая…

– А я еще доплачу, – сказал я мягко. – Кто вернет мне – доплачу золотыми монетами… Вспомните, а?

Толстуха снова пожала плечом. Вислоносая хлопнула глазами:

– Хозяин… Работа-то стоит… потом с нас же спросите…

Трактирщик нахмурился:

– Господин, э-э-э… Никто, стало быть, не видел и не знает. Может, гости унесли, может, в щелку провалилась… Поискали бы… мы плутовок не держим, у нас все честно, никто из гостей не жаловался… так что извиняйте, благородный господин.

И повелительным жестом отправил служанок по рабочим местам.

Я поднял глаза; сверху, с лестницы, за дознанием наблюдала бледная, подавленная Танталь.

Время не стояло; дело шло к конфликту – Бариан не мог больше ждать, в то время как я не собирался трогаться с места, пока не найдется подарок Дамира. Надо сказать, с каждым часом надежд на это оставалось меньше и меньше; в хлеву возился и мычал сквозь кляп, не привыкший к такому обращению князек. Танталь маялась, а Бариан, уже не скрываясь, тянул ее с собой, и я его вполне понимал.

– Поезжай, – сказал я, когда краснощекий с мороза Муха доложил, что «можно ехать», – За Алану не беспокойся. Я ее муж.

Танталь молчала. На щеках се лежали неровные красные пятна.

Неизвестно, чем бы закончилось дело – если бы в эту самую минуту хозяин не решил провести ревизию… нет, не в хлеву. В блестящем после уборки обеденном зале. Случилось так, что, проведя пальцем по одному из столов, он вляпался в неотмытый слой жира; мы с Танталь стояли на лестничной площадке и оба вздрогнули от пронзительного крика:

– Ми-ира! Ки-инда!

В зал вбежали две служанки – девчонка и толстуха, обе перепуганные, а может быть, изображающие испуг; хозяин воздевал над головой нечистый палец, словно это был карающий жезл:

– Эт-то что такое? Эт-то кто убирал, я спрашиваю?! Служанки переглянулись; хозяин ухватил свободной рукой толстуху за шиворот и ткнул носом в столешницу, достаточно сильно ткнул, толстуха ойкнула и, отскочив, жалобно захныкала:

– Это не я… это Мира…

– Эт-то что такое?! – снова взревел трактирщик и ухватил за воротник вертлявую Миру. Вот тут-то оно и случилось.

Девчонка, привычная, по видимому, к таким воспитательным процедурам, сама сделала шаг к столу, ожидая, пока ее ткнут мордой; она даже нагнулась, как бы продолжая движение хозяина – и тут только обнаружила, что никто ее не держит. Рука хозяина соскользнула, с ее воротника, так и не успев совершить насилия.

Трактирщик ничего не понял. Разозлился пуще прежнего и сделал новую попытку – с тем же результатам; Мира хлопала глазами, не понимая, с чего это хозяин ее щадит. Толстая Кинда занималась только собственным ушибленным носом; рядом со мной тихонько охнула Танталь.

Я сбежал вниз, прыгая через три ступеньки. Прежде чем хозяин успел вкатить обратно выкатившиеся от удивления глаза, я поймал Миру за руку и прошипел в перепуганное лицо:

– Отдай. Убью.

Девчонка безропотно подчинилась; рука ее нырнула куда-то за корсет, и спустя секунду булавка Дамира легла ко мне в ладонь.

– Мерзавка, – сказал я нежно.

В этот момент трактирщик опомнился. Возможно, меня он вообще не заметил – во всяком случае, не понял, что произошло; его собственная служанка впервые в жизни отказалась ему повиноваться, и стерпеть это было никак невозможно. Разъяренный, он сгреб девчонку за шиворот – на этот раз с успехом, и двинул о стол так, что столешница охнула, а у Миры перехватило дыхание. На кокетливый передничек закапала кровь из разбитого носа.

– Я т-тебе!..

Вероятно, хозяин продолжал бы экзекуцию, если бы моя рука не опустилась к нему на плечо. Опустилась вроде бы небрежно – и вместе с тем тяжело:

– Я не потерплю, чтобы в моем присутствии били женщину.

Хозяин побледнел, я развернулся, поднялся к Танталь, по-прежнему стоявшей на лестничной клетке, и сухо сообщил, глядя в округлившиеся глаза:

– Едем.

Погода стояла – как в зимней сказке; вчерашняя метель выбелила дорогу, сегодняшнее солнце дробилось на ребрах слежавшихся снежинок, играло на гранях мельчайших ледяных кристаллов, так что больно было глазам. Лошадям приходилось нелегко; Бариан, Фантин и Муха то и дело подталкивали то одну, то другую повозку, и под настроение я помогал им тоже, и они косились на меня сперва с удивлением, а потом и уважительно: играть на сцене я не умею, но силой со мной не мог сравниться даже молодой здоровенный Муха.

– Чем власть отличается от силы?

Я говорил вполголоса – мне не хотелось, чтобы наш разговор слышала едущая в повозке Алана.

Танталь перевела дыхание – путь по снегу давался ей не так легко.