Авантюрист

Комедианты сбились в кружок – Бариан хотел посовещаться; я усадил Алану перед камином и с преувеличено равнодушным видом сел рядом. Танталь стояла неподалеку – как бы заодно с комедиантами и как бы чужая. Ни туда, ни сюда…

Обеденный зал понемногу наполнялся вечерними посетителями. С горя Бариан заказал вина; установить границы земель герцога Тристага оказалось неожиданно сложно. Румяная служанка охотно пояснила, что даже соседние властители толком этого не знают – с каждым годом территория герцога расползается, глядь, и сельцо, спокон веку мнившее себя свободным, оказывается землей Тристага, так что ехать вам, господа, вниз по реке – может быть, денька через два с земель герцога и выберетесь…

Я сцепил зубы. Ехать «вниз по реке» означало здоровенный крюк; для того же, чтобы поскорее добраться до города, нам следовало пересечь земли герцога поперек. Без единого «омерзительного действа, именуемого представлением».

– Не вытянем, – сказал Бариан сухо. – Сворачиваем, от греха подальше…

– Давайте, – отозвался я, рассматривая круглую бородавку на зловещем лице Фантина. – Сворачивайте. Время расстаться.

Губы Бариана шевельнулись; я скорее разглядел, чем расслышал: «Опять»…

Я выпятил подбородок. Лицо мое сделалось надменнее герба, и на дне Бариановых глаз ожил давний страх. Страх перед наследником Рекотарсов, который любит вваливаться без спросу, обрывая полог…

– Время, Бариан, – сказал я холодно. – Игры закончились. Нам не от кого теперь прятаться, если Чонотакс Оро хотел нас найти – он давно сделал это… Спасибо за приключение, но мне смертельно все надоело. Я нанимаю карету, ты, – я обернулся к Танталь, – решай сама. Может быть, тебе снова захочется тряхнуть стариной?

Она смотрела с непонятным выражением. Я, честно говоря, думал, что предложение «тряхнуть стариной» уязвит ее; оказалось, что ей плевать. Она пропустила мои слова мимо ушей, ее беспокоило нечто другое. Даже, кажется, пугало.

– Ретано, на пару слов…

Алана удивленно обернулась от камина. Я успокаивающе ей кивнул.

Танталь колебалась.

Бариан с товарищами хмуро заливали вином вынужденное безделье и финансовые потери; время от времени то один, то другой кидал в нашу сторону вопросительный взгляд. Особенно часто посматривала Динка – вероятно, она горячо желала, чтобы я избавил труппу от присутствия Танталь. Даже не поднимаясь на сцену, бывшая комедиантка оставалась опасной конкуренткой – непобежденной и уже, наверное, непобедимой…

– Он тянет меня, – сказала Танталь глухо. Не в ее характере было просить о помощи. Она глядела в сторону, глаза ее были сухи и злы.

– Он хочет… чтобы я вела его к Луару. Он обещает… – она осеклась.

– Он говорил с тобой? – спросил я растерянно. Вместо ответа она поддернула рукав. На тонком запястье остался след – пять круглых кровоподтеков, воспроизводящих на коже хватку пяти пальцев.

– Пес-с-с… – протянул я сквозь зубы.

– Он хочет, чтобы я вернулась, – Танталь вымучено улыбнулась.

– Угрожает?

– Нет… Все очень пристойно. Очень вежливо, – Танталь опустила рукав. И без того на нас начинали коситься.

Теперь колебался я.

Собственно говоря, если бы не то приключение с потерей булавки… Танталь до сих пор была бы под ее защитой. И Черно Да Скоро не дотянулся бы до нее, а ведь, если честно, только Танталь и нужна ему, я для него – использованный инструмент, Алана – отработанный материал…

Я вздрогнул и оглянулся.

Алана по-прежнему сидела перед камином, лица ее не было видно, и со стороны казалось, что в кресле угнездилась, скрючившись, древняя старушка. Согбенная, апатичная, жалкая…

Отработанный материал. Какое скверное… определение.

Домой, подумал я яростно. Скорее в родительский дом. Там Алана успокоится, там… видит Небо, я сделаю все возможное, чтобы искупить свою вину. Ведь это я отдал ее в руки Черно – я…

– Ретано…

Не отрывая глаз от скрюченной Аланиной фигурки, я нащупал на манжете булавку. Выдернул не без усилия, но с облегчением, как старую занозу:

– На… Носи.

Было ошибкой обмениваться украшениями на глазах всего трактира. Танталь закусила губу, не спеша принимать подарок; проклятье, я ведь не могу так долго стоять с вытянутой рукой. Мне уже хочется переменить решение и нацепить серебряную уродину на прежнее место…

– Бери, – сказал я зло, – Что уставилась? Вероятно, грубость должна была защитить меня от малодушия.

Она приняла булавку из моих рук. Повертела в пальцах, будто прицениваясь; протянула обратно:

– Нет.

Я ушам своим не поверил.

– Нет, – повторила она, и я увидел, что ее веко подергивается само собой. – То есть…

Ее голос дрогнул. Она снова колебалась – мучительно.

Я разрешил ее сомнения. Попросту втолкнул серебряную булавку в ее сухую вздрагивающую ладонь.

Алана заснула у камина, и мне пришлось на руках нести ее в отведенную для ночлега комнату. Подняв ее из кресла, я понял вдруг, что человек ее роста не может весить так мало.

Она не проснулась. Бледные веки оставались крепко сжатыми, и там, под тонкой кожей, метались зрачки. Что ей снилось?