Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики

Великий, гениальный… Тогда этими и подобными эпитетами щедро награждали Доссену. Но они могли убедить лишь неискушенную публику. Истинным, глубоким знатокам искусства сейчас, когда его работы были собраны вместе, особенно ясной стала непроходимая пропасть, отделяющая самого искусного имитатора от художника-творца. Можно подделать все: стиль, технику, мастерство, индивидуальные приемы, дух эпохи, даже патину времени. Но нельзя подделать самое главное, то, что отличает каждое произведение большого искусства, — чувство, которое художник вкладывает в свое творение, неповторимую эмоциональную окраску, непосредственность своеобразного восприятия мира. Доссена не был исключением. Среди своих коллег по ремеслу он был более удачлив, смел и талантлив, чем другие, и все же его работы (по сравнению с подлинниками) дышали внутренним холодом, равнодушием автора, пустым и надуманным пафосом.

Надо сказать, что Фазоли и Палези были весьма предусмотрительны, никогда не продавая в одни руки больше, чем одну работу Доссены. Когда же фальшивки собрали в один зал, то стало очевидным некоторое однообразие приемов скульптора. Чем-то трудно уловимым все статуи были похожи друг на друга. Так, например, чувствовалось, что носы изваяны одним и тем же художником. Выдавал фальсификатора и характер повреждений, слишком обдуманных и осторожных. Случай слеп, и он не разбирает, что более, а что менее важно в скульптуре. Поэтому столь часты находки древних статуй без рук, ног, носа, подбородка или даже головы. А Доссена, как всякий мастер, дорожащий своим созданием, всегда отбивал какие-то второстепенные детали. Кроме того, сильно изуродованная скульптура могла упасть в цене.

Спустя несколько лет, в 1936 году некоторые итальянские газеты поместили коротенькое сообщение: на шестидесятом году жизни скончался скульптор Альчео Доссена. Многим это имя «гениального фальсификатора» уже ничего не напоминало…

ГЛАВА 6.

ХАН АНТОНИУС ВАН МЕЕГЕРЕН

29 мая 1945 года в Амстердаме офицерами американской разведки и нидерландской военной полиции был арестован художник ван Меегерен. Ему было предъявлено обвинение в коллаборационизме и пособничестве немецким оккупантам, а также в том, что в 1943 году он при посредничестве контролируемой немцами антикварной фирмы Гудстиккер и агента Геринга банкира Нидля продал в коллекцию рейхсмаршала Генриха Геринга картину художника Яна Вермеера Дельфтского «Христос и грешница». За эту картину Геринг заплатил один миллион 650 тысяч гульденов, из которых ван Меегерен, за вычетом комиссионных, получил миллион гульденов.

Находясь в одиночной камере амстердамской тюрьмы, ван Меегерен понимал, что ему грозит: мало того, что в обход голландским законам он продал за границу картину одного из величайших художников прошлого, к тому же он продал ее Герингу — второй после Гитлера персоне нацистской Германии, человеку, по приказу которого на поверженные Нидерланды были брошены тысячи смертоносных бомб. Для избежания позора и тюрьмы у ван Меегерена оставался последний шанс, которым он и воспользовался. На допросе художник заявил, что Герингу был продан не подлинный шедевр, а фальшивка, автором которой является он, ван Меегерен. Самое поразительное заключалось в том, что он сказал правду.

Хан ван Меегерен был очень тщеславен и болезненно самолюбив. Всю свою жизнь он мечтал о славе великого художника. Непомерная гордыня снедала его еще в родном Девентере, где прошла его юность, и в Дельфте, где он одно время служил ассистентом по рисунку и истории искусства, да и позднее, в зрелые годы. Даже постоянная бедность не так угнетала молодого художника, как горечь непризнания. Он не мог примириться с участью маленького, незаметного живописца. В 1913 году за исполненную им на конкурсе акварель в стиле XVII века Дельфтский институт искусств присудил ему золотую медаль. На следующий день ее пришлось заложить в ломбард, а скоро уже никто и не вспоминал о первом успехе.