Авгур

— Да запросто, — сказала колдунья в комбинезоне. — По М1 до границы, потом мимо Орши, ну и, чтобы не путаться, через Борисов на Минск. Дальше в Литву — через Вильнюс, Каунас. Ну и через Пагегяй, например. Прямо в Эксклав упретесь. Ну, это так, навскидку. Можно и короче, если карта с собой.

— Ценю вашу иронию, — спокойно сказал Михалыч. — Но вы, я думаю, в курсе, что Эксклав — закрытая зона. Из Литвы туда переходов нет. И мы, даже если до границы доедем, то именно что «упремся».

— Так ты формулируй, милок, конкретно, — «фермерша» усмехнулась. — Сказал «до Эксклава» — я тебе объяснила. А если не «до», а «в», то надо сразу предупреждать. Так что, если по-честному, сгорела твоя попытка. Скажи спасибо, что я крючкотворством не увлекаюсь. И буквоедством тоже.

— Ладно, — согласился седой, — критика принимается. Итак, формулирую. Подскажите, пожалуйста, как нам на машине попасть в Эксклав, минуя государственные границы?

— Трудное это дело…

— Я понимаю, — Михалыч сделал движение, словно собираясь достать бумажник.

— Так сложность не в том, старшой, — тетка мастерски изображала просторечные интонации. — Не мельтеши, сказала же — помогу. Только вот не знаю пока, кто из вас лучше понять способен. С каждым пошептаться придется.

И, строго оглядев всю четверку, добавила:

— В индивидуальном порядке.

— Ну, и с кого начнем?

— Да вот, хоть с него, — она ткнула пальцем в Рому.

Лысый в замешательстве посмотрел на товарищей и прошел вслед за теткой в комнату. Его не было минут десять. За это время Михалыч и Юргис успели выкурить по сигарете и обменяться мнениями на тему того, что шарлатанов в наши дни развелось немерено, и дурят честной народ почем зря. Но послать бабулю по известному адресу, чтобы дальше искать дорогу самостоятельно, никто почему-то не предложил.

Андрей в обсуждение не встревал. Лениво побродил по двору. Возле сарая валялись заплесневелые доски, а за ними — цинковое ведро, сплющенное, словно по нему лупили кувалдой. Еще Андрей наткнулся на помятый картонный ящик, в котором с удивлением опознал коробку от принтера. Попытался представить, какими судьбами она тут, собственно, оказалась, но ничего не придумал и вернулся к попутчикам.

Лысый вышел из комнаты, буркнув:

— Следующий.

Андрею показалось, что морда у Ромы красная, как у двоечника, с которым только что разбирались на педсовете. Впрочем, возможно, это был обман зрения — лампочка светила довольно тускло, и толком было не разглядеть. В комнату шагнул Юргис, но пробыл там всего минуту. Вышел обратно, пожал плечами и показал — проходите, мол, кто там у нас на очереди.

— Давай ты, — сказал Михалыч Андрею.

В комнате было полутемно, горела только настольная лампа под абажуром. Андрею бросился в глаза шифоньер в углу — высокий, массивный, из тех, что втроем не сдвинешь. Телевизор отсутствовал, зато имелся монументальный радиоприемник с круглой рукояткой настройки и с названиями городов на шкале. Деревянный корпус был прикрыт плетеной салфеткой, а сверху стояла ваза.

Хозяйка, устроившись за столом, листала отрывной календарик — с таким видом, словно искала более подходящую дату для разговора. Скажем, где-нибудь в ноябре. Рядом лежала ученическая тетрадь и помятый журнал «Крестьянка» — с обложки улыбалась упитанная девица с большим венком из ромашек.

— Садись, не маячь.

Андрей опустился на рассохшийся стул напротив. Ножки жалобно скрипнули. Настина бабка посмотрела на него неприветливо и сказала:

— Паспорт давай.

— А справку из военкомата не надо? Или табель с оценками? А то я мигом.

— Умные больно все, — пробурчала тетка. — Ну, и шли бы своей дорогой. Я, вообще-то, никого не держу. Своих дел хватает.

И кивнула почему-то на девицу с ромашками. Андрей вздохнул и вытащил паспорт. Хозяйка пролистала его небрежно и долго вглядывалась Андрею в лицо, словно пыталась отыскать сходство со вклеенной фотографией.

— Семнадцать лет сегодня, значит? Сорокин… Птенчик…

Андрей промолчал. Она, вернув ему документ, добавила:

— И штампа нет. Всех распугал, наверно? А ну, покажи поближе.

Он закатал рукав и положил предплечье на стол, как будто явился к медсестре на прививку. Хозяйка склонилась над узором, который сейчас почти не мерцал. Пару минут изучала сплетенье линий, потом осторожно провела пальцем. Андрей ощутил покалывание — довольно приятное, как тогда, под светом приглушенного солнца. Наконец, она выпрямилась и, глядя куда-то мимо Андрея, побарабанила пальцами по столу.

— Ладно, — сказала «фермерша», — может, оно и правильно. Если по-другому никак. Что я понимаю, кобыла старая?..

— Загадками говорить изволите? — вежливо поинтересовался Андрей. — Если честно, надоело уже. Кого не встретишь — у всех секреты, один страшнее другого. И хоть бы кто-нибудь отгадками поделился.

— Я бы, может, и поделилась, — она вздохнула, — да ведь нельзя мне.

— Правила?

— Они самые.

— Вообще-то, можно исключение сделать, — линии на руке у Андрея зашевелились. — Я, знаете, могу по-разному спрашивать…

— Вижу, — подтвердила она, — только все равно не получится.

— Чего вдруг?

— Помру я, хлопчик.