Результат обстрела от тяжелых орудий
[69]бывает самым ужасающим для тех, кто оказывается под огнем. В данном, хотя и редком в 1914 году, случае под огнем оказались германские войска. Пехота была прижата к земле и лежала, не смея поднять голову, рвались патронные и снарядные ящики, носились обезумевшие лошади. Во второй половине дня 35-я дивизия дрогнула под огнем. Одна рота бросила оружие и побежала, за ней вторая, паника охватила целый полк, потом его соседей. Вскоре по полям и дорогам в тыл бежали батальоны. Офицеры дивизии, штаба и сам Макензен бросились к ним наперерез в автомобилях, пытаясь остановить бегущих. Тщетно. Они остановились только через 20 километров.Находившийся справа от Макензена I резервный корпус фон Белова не мог помочь соседу, потому что вышел еще позднее, а когда достиг назначенного рубежа у Гольдапа на краю Роминтенского леса, он сразу же был атакован русскими. Отступление корпуса Макензена открыло левый фланг Белова. Это также заставило его отойти, чтобы прикрыть отступление Макензена и защитить себя. 3-я резервная дивизия под командованием генерала фон Моргена выступила с рубежа реки Анграпп последней и прибыла только к вечеру, когда все уже было кончено. И хотя немцы отступили в порядке, а русские понесли тяжелые потери от корпуса Франсуа, сражение под Гумбиненом в целом было победой русских.
Притвиц видел, что ему грозило. Настойчивое русское преследование через взломанный германский центр могло продолжаться до самого Инстербургского промежутка, раскалывая 8-ю армию и отбрасывая корпус Франсуа на север, под прикрытие кенигсбергского укрепленного района, против чего особенно предупреждал генеральный штаб. Для того чтобы спасти 8-ю армию и не дать разделить ее, Притвиц в качестве единственного выхода решил отступить за Вислу. Мольтке сказал ему: «Не давайте расколоть армию. Не уходите с Вислы, но в крайнем случае можете оставить район к востоку от нее». Притвиц решил, что крайний случай наступил, особенно после разговора по телефону с Макензеном, который живо описал панику, охватившую его войска.
В шесть часов вечера 20 августа Притвиц позвонил Франсуа и сообщил ему, что, несмотря на успех на его участке, армия должна отступить за Вислу. Словно пораженный громом, Франсуа начал протестовать, утверждая, что из-за своих собственных потерь русские не смогут осуществить энергичное преследование, прося Притвица передумать. Он повесил трубку с чувством, что командующий колеблется, согласившись обдумать предложение
[70].В штабе, когда постепенно улеглась суматоха, стало ясно удивительное: русские не преследовали. В русском штабе Ренненкампф отдал приказ начать преследование между 3 и 4 часами дня, но, получив донесение о том, что отход Макензена прикрывает тяжелая артиллерия, отменил приказ в 4.30. Он не знал точно, насколько был ослаблен германский центр, и поэтому ждал. Когда совершенно измученный штабной офицер попросил разрешения пойти спать, он ответил, что тот может лечь не раздеваясь. Через час Ренненкампф разбудил его и сказал: «Теперь можете раздеться, противник отступает».
Эти слова долго и много обсуждались военными историками, которые слетаются на поле сражения уже после того, когда оно закончится. Особенно усердствовал Хоффман, который описывает этот случай со злорадной усмешкой и в весьма искаженном виде. Историки достаточно справедливо указывают, что, когда противник отступает, его нужно преследовать, а не спать. Из-за памятного исхода сражения под Танненбергом, преддверием которого был Гумбинен, остановка Ренненкампфа вызвала бурю горячих споров, объяснений и осуждений, не исключая и ссылок на его немецкое происхождение и прямых обвинений в предательстве.
Наиболее возможное объяснение было сделано на сто лет раньше Клаузевицем. «Вся тяжесть разумного в армии, — писал он о проблеме преследования, — требует отдыха и пополнений. Оно требует от командира исключительной способности видеть и чувствовать дальше настоящего момента и действовать немедленно, чтобы добиться того результата, который сейчас кажется всего лишь украшением победы — роскоши триумфа».
Предвидел или нет Ренненкампф эти конечные результаты, факт заключается в том, что он не мог или думал, что не мог, заставить себя броситься за бегущим врагом и вырвать окончательную победу. Его тыл работал плохо, наступать дальше значило окончательно оторваться от него. Преследуя, он бы удлинял пути подвоза на вражеской территории, в то время как противник, отступая, сокращал свои. Он не мог воспользоваться германской железной дорогой, не захватив немецкого подвижного состава, и у него не было железнодорожных бригад, чтобы переделать колею. Его обоз был в хаотичном состоянии после нападения германской кавалерии; его собственная кавалерия правого фланга действовала плохо; он потерял почти дивизию. Поэтому он решил оставаться на месте.