Австрийские интерьеры

Однако можно сказать, что вместе с Квентином Хорнблауэр-Сомерсетом в образцовое хозяйство Винденау прибыла в гости сама Британская империя (по меньшей мере, внешне), — если, конечно, здесь, в Центральной Европе, можно иметь хотя бы смутное представление о столь бесконечных просторах. О протяженности британских просторов можно начать догадываться по длине ног этого джентльмена и закончить догадки по здесь совершенно исключенной невозмутимости, с которой человеком переносятся длительные периоды, на протяжении которых к тебе никто не обращается, по явному удовольствию, извлекаемому из скуки, понимаемой как добровольно принятое на себя бремя, и по вечно красным щекам, которые, как утверждает Женни, выдают испытанного морехода, тогда как Капитанша тревожится относительно повышенного кровяного давления и выражает свою тревогу вопросом, не надо ли развлекать гостя почаще и все же несколько по-другому.

— Ни в коем случае, — возражает на это Пауль Кнапп. — Я знаю его долгие годы. Дадим ему удочку, отправим на рыбалку, и он будет совершенно счастлив.

Почему Хорнблауэр-Сомерсет, отправившись порыбачить на берег Мура, неизменно вешает на шею гигантский полевой бинокль, ориентируется на местности при помощи карты генерального штаба и делает заметки, никак не связанные с ихтиологией рек Мур, Сава и Драва, догадываться как раз нельзя, хотя датировка происходящего, середина сентября 1938 года, может послужить своего рода ключиком к этой тайне. Однако он расхаживает своей походкой типичного британского джентльмена, отличающейся от принятой в Центральной Европе ходьбы, когда одна нога волочится за другой, тогда как его ноги двигаются как ножки циркуля, — он расхаживает по кукурузным полям, в одиночестве исчезает где-нибудь на лесном лугу, долгими часами выхаживает вдоль пограничной реки (словно журавль, охотящийся на лягушек) и ведет себя по-городскому вежливо, улыбчиво, по-джентльменски не чинясь, предупредительно и, в отличие от большинства европейцев, старающихся в эти дни держаться по стойке «смирно», прямую спину не держит. Словом, как ни погляди, он ведет себя джентльменом. Той же типичной походкой британского джентльмена и как раз в те же дни, когда ходил удить рыбу Хорнблауэр-Сомерсет, британский премьер-министр вошел, должно быть, в идиллическую обитель рейхсфюрера в Берхтесгадене на Оберзальцберге. Как известно, ему не хватило времени, чтобы осмотреть чудесные деревенские кресла с резьбою, увенчанною резным отверстием в форме сердца в спинке кресла, — отверстием, сквозь которое проступали самые главные коричневые рубахи во всем рейхе, — и резного человечка, а точнее, штурмовика, стоящего на столе, вскинув в гитлеровском приветствии руку, или, правильней говоря, стоящего на настольной лампе весьма внушительных размеров возле «алтаря», — и чтобы по-настоящему восхититься огромной двухъярусной печью изумрудного цвета, по скамейке возле которой разложены вышитые подушечки; у него не хватило времени даже на то, чтобы обратить внимание на ручную лань, ручную лань фюрера и любимицу всего рейха, которую рейхсканцлер неизменно угощает кубиками рафинада, прежде чем предстать перед дожидающимися перед оградой мальчиками и девочками и сфотографироваться и с ними, и с нею. Не хватило времени на все это, потому что ему пришлось без устали повторять, что великая Британская империя Его Величества никогда не вступится за такую далекую и в сущности совершенно неизвестную ей страну, как Чехословакия!

«Прежде чем ударить собаку, выясни, кто ее хозяин», — гласит древняя китайская пословица, поэтому, как мне представляется, Премьер-министр страны, из которой приехал Квентин Хорнблауэр-Сомерсет, полагает, будто Калькутта — это очень близко, а Прага, наоборот, — очень далеко! «Далеко» и «неблизко» принадлежат к той группе малоприятных понятий, которые ничего не проясняют, а напротив, только запутывают. Употребляя эти понятия, всякий раз необходимо делать уточняющую приписку: далеко — откуда? Выходит, Прага чрезвычайно отдалена от Лондона. Прилежный изучатель географии неизбежно делает логический вывод: Москва отдалена от столицы британского премьер-министра на еще большее расстояние, потому что ему куда больше нравится рассматривать резного человечка, салютующего по-гитлеровски в Берхтесгадене, чем тех же или еще меньших размеров комсомольца или большевика, сжимающих внушающие ужас кулаки, если, конечно, подобная путаница в окрестностях новомодного «алтаря» вообще мыслима.