Австрийские интерьеры

Или же в пятницу, 11 марта 1938 года, едва на Шмельце начинает светать, он подходит к товарищам по подпольной организации только затем, чтобы обменяться с ними рукопожатием? Эту утреннюю вылазку я бы назвал выходом дядюшки Руди на последние императорские маневры Первой республики, ибо все три политические силы, наличествующие в стране, — красные, черные и черно-желтые, — внезапно оказываются тут как тут, и все — при оружии! Вы только поглядите! А ветер, вечно задувающий над Шмельцом, ловит в свою ловушку и запихивает к себе в карман их всех, — приверженцев старого Прохазки, Прохазки Первого, Франца Иосифа Первого (это сиамские близнецы) и мужчин в фетровых шляпах с петушиным пером, и дядюшку Руди со товарищи, — и гонит их между Оверзеештрассе, Габленцгассе, Йонштрассе, заставляя метаться по кругу, — под музыку, например, «Марша Радецкого».

Дитя мое, к тебе вернусь,В том шляпою своей клянусь…

Или, может быть, звучит «Интернационал»?

Это есть наш последний и решительный бой…

И все-таки, так или этак? «Новая свободная пресса» за 1897 год так описывает весенние маневры в окрестностях Шмельца:

«Чудесное весеннее утро, какого мы в этом сезоне еще не видывали, ознаменовало собой начало нового дня. На небе не показалось ни облачка, над землей не пронеслось ни единого дуновения, солнце светило ярко, но милосердно, и заливало своими лучами изумительное зрелище, разворачивающееся на маневрах на Шмельце».

К чему все эти реминисценции? Да и окажись я там сам, что я смог бы сделать? Помочь дядюшке Руди, оказаться в одном строю с верными старому Прохазке роялистами или предложить содействие мужчинам с петушиным пером на шляпе, превратив свое тогдашнее младенческое «я» в какое-нибудь генерально-штабное? Все ждут приказа: Вперед! Пли! Приготовься! Пли! Целься в Адольфа Гитлера! Пли! Но не четырехлетний же малец должен отдавать такие приказы, особенно если предстоит стрелять в Гитлера.

Но на протяжении этой последней пятницы страна, — пусть на один день, — вновь стала Первой республикой, хотя уже четыре года ей запрещено называться республикой, — и в игру вступает дядюшка Руди, чтобы на последних императорских маневрах Первой республики заменить холостые патроны боевыми, правда, так и не решившись в итоге выстрелить.

А на следующее утро Адольф Гитлер уже держит в руках гигантский букет цветов (девушка с длинными косами вручила его ему на границе) и окунает в него мушиные усики.

II. Жозефина Виммер хочет взобраться на бронзовую лошадь принца Евгения, но залезает ей только под хвост

потным-потна, бугрилась площадь героевмогутными мужичонкиными мошонкамибабенки бодались о колено твердое как поленоблаженно протискиваясь куда потискаютпопискивая кисками.

туда-сюда елозила прядь,натужно нордическая, закидывая удочкукровокричащим голосом прирастающего переселенца,перемарывая сопротивление.вжик!божок опер-ировал поднебным удом

удваивая стадо стыда не ведающих каждой тирадой.просыпались и перились пенисы-петушкибаб разбирало под самое сердце распирало кишкихочешь не хочешь а кончишь когда на коленяхЭрнст Яндль. «Вена. Площадь Героев»[6]

Не так уж часто Жозефина Виммер появляется в центре города, хотя именно там находится книжный магазин, в котором работает ее муж. Муж — на службе, а жена — на вилле на несколько семей, жена — у очага, жена — с ребенком, а точнее — с четырнадцатилетним Вильгельмом Теодором Виммером, — должна же иметься где-то отправная точка, с которой и начинается порядок.