Австрийские интерьеры

В это мгновение к Виммеру самым чудодейственным образом возвращается вера в будущее, она выстреливает по венам таким зарядом адреналина, что Жозефина догадывается о происшедшем по глазам мужа, а вовсе не по партийному значку, и по возвращении домой обнимает его столь же страстно, как в первую брачную ночь, — если так можно выразиться, обнимает в лице Бруно Виммера самого Адольфа Гитлера, желанного избранника не только сотен тысяч венских мужчин, но и, причем куда в большей мере, сотен тысяч венских женщин, притягивает его к себе, — часть вместо целого, — хайль Бруно Виммер!

В эти мартовские дни Жозефина Виммер перестает быть экономной домохозяйкой, она отказывается от ведения тетради, в которую записывала малейшие траты; юность пьянит без вина, а Жозефина пьяна и без того, чтобы быть юной: на венской площади Героев — не зря каждый год цветет сирень для влюбленных! Взобраться на бронзового коня принца Евгения, принца Евгения, благородного всадника: «он навел такой мосток, что враг пустился наутек», он прошел со своим войском по городу.

Где отечество истинного немца? В Пруссии? В Швабии? В Баварии? В Штирии? Наверняка, и в Австрии, богатой честью и славой, — и ей угодно взобраться на бронзового коня, и вовсе не для того, чтобы лишь сверху вниз взирать на промышленников, крупных адвокатов, знаменитых художников, иностранцев, удачливых игроков и евреев, — на бронзового коня, поднятого всадником на дыбы. Да и вряд ли люди такого сорта отыщутся там, внизу, в многотысячной толпе между памятниками принцу Евгению и эрцгерцогу Карлу, в толпе, дающей выход своему ликованию.

Нет, ей хочется взобраться на бронзовую лошадь, чтобы заглянуть в глаза Адольфу Гитлеру, желанному избраннику сотен тысяч венских женщин, который стоит на балконе нового Хофбурга, — опять, заметьте, балкон, полцарства — за город, в котором нет ни единого балкона, потому что новые государства и новые формы правления в прежних государствах провозглашаются с балкона, — его рука вздернута в приветствии, обращенном к Жозефине Виммер, он спасает ее от одиночества, царящего на вилле, — острый взгляд его глаз устраняет ее одиночество, ликвидирует, уничтожает раз и навсегда. Быть с ним — глаза в глаза: ради такого стоит взобраться на бронзовую лошадь принца Евгения. Но добраться ей удается только до точки, находящейся под хвостом, — как и многим другим, устремившимся на штурм постамента, — в основном это молодые парни, подростки, гимнасты в белых футболках, — они помогают подняться и Жозефине Виммер, подхватывают ее и выносят на первую ступень постамента. Она рвется еще выше, — в этот мартовский денек побоку все семейные заботы, — она добирается до бронзовой плиты, на которой воздвигнута конная статуя, и там застревает.

Лошадь бронзового принца, как уже сказано, поднята всадником на дыбы, и попробуй Жозефина подняться выше, она неминуемо соскользнула бы вниз с вздыбленного конского крупа, — к тому же лошадь стоит хвостом к балкону, с которого произносит свою речь Адольф Гитлер, да и сам покоритель Белграда сидит на ней спиной к фюреру, и Жозефине пришлось бы туго, попытайся она заглянуть в глаза вождю, — и все же в этот солнечный майский день она вновь и вновь пытается взобраться на лошадь принца Евгения, но и каждый раз оказывается у нее под хвостом.

А между тем фюрер уже заговорил, удерживая Жозефину Виммер гипнотическим взглядом под бронзовым хвостом, — и ей стало не до того, чтобы предпринимать новые попытки взобраться на лошадь.

III. Бруно Виммер затаскивает Матросика в «кабинет Мутценбахерши», оказывая ему последнюю любовную услугу

В сложившихся обстоятельствах, да вдобавок в такие времена, как эти, пожалуй не стоило бы упоминать о «Мутценбахерше», о сердечных излияниях уличной нимфы с перекрестка Грабена, Гертнерштрассе и Кальмаркта, об этом естественном, хотя и скабрезном чтиве для гуманиста в наш противоестественный век!