Азеф

- Сперва в "Фюрстенхоф", затем в меблированных комнатах Черномордика "Керчь".

- Нам известно, что ты в "Керчи" не был. Азеф захохотал звонким смехом, который так хорошо знали Чернов и Савинков.

- Смешно, я там был...

- Ты там не был.

- Я был! - бешено закричал Азеф. - Что за разговоры! - Азеф выпрямился, подняв голову. - Мое прошлое ручается за меня! Я не позволю!

Тогда Савинков приблизился к нему, держа руку в кармане. Он был синебледный. Азеф смотрел ему в глаза.

- Если ты говоришь о прошлом, - глухо сказал Савинков, - скажи, почему в покушении на Дубасова, когда карета ехала мимо Владимира Вноровского - у него не оказалось бомбы?

- Это ложь! - бледнея, проговорил Азеф, у него дрожали ноздри и губы. - У всех метальщиков были бомбы. Карету Дубасова пропустил Шиллеров. Я не знаю почему.

- Мы допросили Вноровского. Дубасов проехал мимо него. Но у него не было бомбы. Ты ему не дал.

- Ложь! - закричал Азеф. - Было так, как я говорю!

- Стало быть Вноровский лжет?

- Нет, Вноровский не может лгать.

- Значит лжешь ты? - Савинков смотрел в упор, его лицо дрожало. Азеф был бел, но как каменный, он собирал последние силы.

- Нет, я говорю правду.

- Подождите, Павел Иванович, мы должны сначала выяснить вопрос о Берлине, - перебил Чернов.

- Иван, зачем ты ездил в Берлин?

- Я хотел остаться один, Виктор. Я устал. Я хотел отдохнуть. Я думаю, это понятно.

- Почему ты из "Фюрстенхоф" переехал в "Керчь"?

- В "Керчи" дешевле.

- Так ты переехал из-за дешевизны? С каких это пор, ты вдруг стал расчетлив? Ты всю жизнь жил глухими ассигновками и, кажется не копейничал?

- У меня были и еще причины.

- Какие?

- Это не относится к делу.

- Ты отказываешься отвечать?

- Я переехал из-за дешевизны. Остальное не касается дела.

- Скажи, как ты понял мои слова, - проговорил запинаясь Савинков, - когда я говорил тебе, что некто, имени которого я назвать не могу, сказал Бурцеву, что ты служишь в полиции и разрешил сообщить это мне?

- Я понял, что некто разрешил Бурцеву сказать это тебе.

- Некто - Лопухин, - проговорил Чернов. - Он не называл вовсе фамилии Савинкова. Но ты, со слов Павла Ивановича, понял, что Лопухин назвал его фамилию.

- Ну?

- И потому ты вошел к Лопухину со словами: - вы сказали Савинкову, что я агент полиции, сообщите ему, что вы ошиблись.

Вот сейчас дрогнул и стал зелен Азеф. И в тот же момент, прорезая пространство меж пришедшими, заходил по комнате.

- Что за вздор! Я не могу ничего понять! Надо производить расследование!

- Тут нечего понимать, - повернулся Чернов. - Иван, мы предлагаем тебе условия, расскажи откровенно о твоих сношениях с полицией. Нам нет нужды губить тебя и семью.

Азеф услыхал в этот момент, как отворилась дверь, из школы пришли мальчики и, зашикав, Любовь Григорьевна повела их по коридору на цыпочках.

- Иван, скажи всё без утайки. Разве ты не мог бы поступить так, как Дегаев? Ты мог бы больше, Иван. Азеф ходил, молча. Голова была опущена.

- Принять предложение в твоих интересах. Азеф не отвечал.

- Мы ждем ответа.

Азеф остановился перед Черновым, смотря в упор, в глаза, заговорил:

- Виктор, неужели ты можешь так думать обо мне? Виктор! - проговорил дрожаще. - Мы жили душа в душу десяток лет. Ты меня знаешь, также, как я тебя. Как же ты мог прийти ко мне с такими гнусными предложениями?

- Если я пришел, стало быть я обязан прийти, - ответил Чернов, отстраняясь от Азефа.

- Борис! - проговорил Азеф, обращаясь к Савинкову. - Неужели ты, мой ближайший друг, ты веришь в эту гадкую выдумку полиции? Господи, ведь это же ужасно!

- Мы сейчас уйдем, Иван. Ты не хочешь ничего добавить к сказанному? Ты не хочешь ответить на вопрос Виктора Михайловича?

- Мы даем тебе срок до 12-ти часов завтрашнего дня, - проговорил Чернов.

- После двенадцати мы будем считать себя свободными от всяких обязательств, - подчеркивая каждое слово, произнес Савинков.

10

Эта ночь в квартире Азефа была ужасна. Дети спали спокойно. Но вид освещенного камином кабинета Азефа был необычаен: стулья сдвинуты, ширмы повалены, на полу бумаги, вещи, дверь раскрыта. Растрепанный, в одной рубахе, в помочах Азеф торопливо просматривал кучи бумаг, часть утискивал в чемоданы, часть бросал в пылавший камин. В спальной у темного окна, дрожа, стояла Любовь Григорьевна.

Отрываясь от укладки, Азеф выпрямлялся, с лицом полным испуга говорил:

- Что, Люба? Всё еще там? А?

- Ходят, - из темноты отвечала Любовь Григорьевна.

- Ооооо... - рычал Азеф, стискивая голову руками, - убьют.

Любовь Григорьевна из-за угла всматривалась в темный бульвар Распай, видела двух в черных пальто, тихо прогуливавшихся по противоположной стороне. Она знала, дозор партии - Зензинов и Слетов.

В час ночи два чемодана были затянуты ремнями. Но выйти из дома нельзя.

- Люба, - проговорил Азеф, - потуши везде свет, пусть думают, что лег спать... - И скоро в одном белье, так, чтобы его видели с противоположной стороны, Азеф подошел к окну, постоял, электричество потухло, фасад квартиры потемнел. В темноте Азеф одевался. Любовь Григорьевна помогала.