Азюль

Сразу после обеда провидение кольнуло в потаенную часть мозга и я отправился совершить традиционное посещение лагерного бюро. Раз в неделю, в четверг, в мои обязанности входило являться туда и задавать один и тот же вопрос:

— Руссишь трансфер? — что означало, не дали ли кому из русских трансфер.

На этот традиционный вопрос всегда давали традиционный ответ, что нету и что я им уже надоел с этим, приходит не стоит. В ответ я кивал и все равно приходил на следующей неделе. В последнее время к начальству являлся лишь в силу привычки, ибо надежды стали покидать, да и к монотонности лагеря уже привыкли. Однако, сегодня я не зря не поленился спуститься сюда. В обход всей очереди ко мне проявили интерес. Один из турков протиснулся через толпу негров и заявил с ухмылкой: — Русские трансфер! Все!

Кто не сидел в лагере, подобном нашему, вряд ли может понять и оценить радость, обуревающую организм от пяток до кончиков волос, когда он слышит волшебное слово «трансфер». Все! Конец нудоте лагерных порядков! Конец недостатку денег, а вместе с ним и опостылевшему рациону местной столовой. Кончилась безработица, потому что на трансфере ты — человек с полными правами работать и зарабатывать. И самое главное — конец тупому изнуряющему ожиданию. (Так мы думали, теша себя надеждами о хорошем в местах, где нас еще нет.)

Как выстреленный из пушки, прямо из бюро я пронесся по лестнице наверх, потом через коридор. Навстречу попадались знакомые и незнакомые югославы, арабы, еще черти-кто. Каждого я хлопал по плечу и гордо заявлял:

— Трансфер!

— О, коллега! Гут! — говорили мне в ответ, поздравляли, завидовали.

Прямо перед своими глазами я увидел дверь 33-го, еще державшуюся непонятно каким чудом после Юриных упражнений. Но сейчас она уже не была мне препятствием. Со всей дури влупил я по ней, будучи в экстазе долгожданного счастья. Эффект, произведенный одним ударом оказался фатальным для всего этого сооружения.

Выдержав все предыдущие измывательства, дверь не смогла перенести это и разлетелась на большие и мелкие куски, посыпавшиеся вовнутрь на моих коллег. Боря, лежавший в своем верхнем ряду, от испуга подскочил и вжался в угол. Юра, дремавший послеобеденным сном резко поднял голову и инстинктивно защитился от опасности. Леня, сидевший в углу за столом и потягивавший заблаговременно взятое у меня пиво, от неожиданности свалился со стула, опрокинул на себя стол и полностью уничтожил банку, вылив ее на себя.

— Ты что — идиот!!! — злобно завопил Юра.

— Это ты — идиот!!! — кричу ему. — Вы здесь так все дела проспите! и потом, набрав в легкие побольше воздуха, заорал так, что вряд ли в нашем здании остался кто-то, кто не слышал. — РУССИШ ТРАНСФЕР! РУССИШ ТРАНСФЕР!

Реакция моих уважаемых соазюльников оказалась еще более ошеломляющей, чем на неожиданно разлетевшуюся дверь. Они повскакивали на пол со своих мест. Возбужденные лица пылали счастьем, даже у Лени, который трансфер давно получил. В диком экстазе все закружилось в едином водовороте.

— РУССИШ ТРАНСФЕР! РУССИШ ТРАНСФЕР! — крики неслись на весь дом.

Юра схватил у Лени остатки бутылки с пивом и, глотнув, вылил добрую часть на Борю. Тот схватил одну из своих продажных банок и, предварительно взболтав ее, вскрыл так, что поток хлынул на Юру. Все бесились в дикой радости события.

Боря опять взялся за свои банки, и раздал всем. Я побежал к Кате и сообщил ей весть. Катя радовалась вообще больше всех, в надежде, что теперь она вырвалась из этого круга сумасшествия и попоек.

— В деревню! — воскликнул Леня, пришедший во главе все той же компании.

— В деревню! — поддержали мы. — Руссишь Трансфер!

Через три часа в лагерь вступила процессия со мной во главе. В каждой руке у меня болталось по ящику пива. Пропуск торчал в зубах, но другого способа не нашлось.

— Трансфер! — процедил я как можно веселей привратнику.

Тот ухмыльнулся. Ему подарили три бутылки.

Вместе со мной прибыли Леня с Юрой и Боря, обычно не посещавший магазинов, но по такому случаю поступившийся принципами. Мне казалось, что уже весь лагерь знал о нашем трансфере, ибо все, попадавшиеся навстречу, дружно приветствовали и поздравляли. Нас, как старожилов лагеря, заслуженно уважали.

Торжества по случаю устроили пышные. Хмель восторга на сегодня затмил все другие чувства и единственной мыслью было упиться до потери пульса, как это и положено у настоящего русского человека по большому и, особенно, небольшому поводу. На время забыли распри даже непримиримые враги: Боря и Юра. Я перестал терзать себя нудными мыслями.

Праздник шел попеременно то то у нас, то в 33-м, то сразу и там и там. Приходили знакомые, спешившие урвать свой кусок чужого праздничного пирога. Мы носились пьяные между комнатами и просто по лагерю.

— Трансфер! Руссишь тра-а-а-ансфер!

И только некоторые новички в лагере, прибывшие позавчера, испугано спешили убраться с дороги, не понимая причину буйного восторга…