Азов. За други своя

— Кайда!

Тот вскинул голову.

— Да, атаман.

— Вооружи мужиков кто чем умеет.

— Добре, пусть подходят. Всем оружия хватит. — Никита по одному ему только понятным признаком выбрал взглядом саблю и вытянул её из груды оружия. — Вот, кому? Отличный клинок.

Несколько казаков и мальчишек потянулась к груде оружия, и почти тут же плотная стена спин закрыла Никиту. Джанийцы, завидев такое богатство, тоже дружно двинулись к Никите. Перед Лукиными остались только одни бабы и совсем малые дети.

— Во, и мои нехай вооружаются. — Пахом обтирал куском чьего-то кафтана запачканную саблю. — Мы ишшо повоюем.

— Бери мужиков под свою руку. Не помешают.

Пахом, незаметно обернувшись, чуть скривил губы:

— Валуй, да какие из мужиков вояки? Чего это ты удумал?

— Лешик. — Атаман склонился, приблизив губы к лицу десятского. — Перечить будешь?

И такая мягкая сила прозвучала в его голосе, что Пахом тут же открестился от своих слов.

— Да ты меня не так понял. — И вздохнул. — Ну чо я сними делать буду?

Валуй выпрямился в седле.

— Да ничё с ними делать не надо. Присмотришь на первых порах, и все. А потом у них все одно своя дорога — домой.

Лешик облегчённо улыбнулся.

— Это мы могем.

— То-то.

Позади загалдели, раздались громкие возмущенные голоса.

Никита, привстав на цыпочки, углядев за людьми шапку Валуя, растерянно крикнул:

— А мальцам что, тоже давать?

Валуй усмехнулся, разворачивая лошадь:

— Всем давай. Нехай привыкают.

— Скажи, как звать тебя? Чтоб знать, за кого Богу молиться? — К нему обратилась пожилая женщина, чем-то неуловимо похожая на его мать.

Невольно сглотнув, атаман изменился в лице. За него ответил подъехавший на запаленной лошадке Михась Колочко:

— Молитесь, мать, за донских казаков. Нам ваша молитва, ох как понадобится.

Приблизившись, Михась склонился к плечу атамана:

— Посади мужиков на коней и отправь восвояси. Нам с ними не по пути.

— Разберёмся. Лошадей много взяли?

— Хватит, голов триста.

В этот момент за аулом вразнобой громыхнули ружья. Казаки все как один подняли головы.

— Никак наши на засаду напоролись. — Валуй не колеблясь стеганул Ночку, и лошадь мгновенно сорвалась с места.

За ним попрыгали на коней ещё десятка два донцов. Собрались было и остальные, но Никита взревел громогласно:

— Стоять! А тут кто останется?

Слегка смущенные донцы, ещё беспокойно оглядываясь, ослабили поводья.

— Вот балбесы, — ворчал Кайда, перекладывая перначи из кучи в подставляемые мужицкие руки. — А если враг с другой стороны подойдёт — врасплох возьмёт же…

В красках поведал Валуй, как отыскали они внизу, у реки, уведенных парней и девку. С парней кожу живьём сдирали, пытаясь в свою веру переманить. Один Богу душу отдал, а второй живуч оказался. Сын того самого кубанца. А девку… А девку уже мёртвой нашли… измывались, пока не померла.

И снова скрипели атаманы зубами, и белели косточки кулаков. Как же ненавистны им вороги, что их родичей в полон забирают, а потом хуже, чем со скотом…

— В общем, раскидаем их по сотням, нехай с нами воюют, вояки добрые, — закончил Валуй рассказ, чувствуя, что немного даже упарился.

В завершение поведал о встрече на обратном пути с татарами, которые, похоже, поджидали другие рода, чтобы совместно потом на Азов идти. Заинтересовавшиеся атаманы долго расспрашивали Валуя, где стояли да сколько их. Выдержав расспросы, только тогда обсказал он о последнем сражении лучших воинов и немного колдунов — характерников, отвлекавших татар от прохода основного войска, тяжело груженного хабаром.

Неделю назад

Отъехали совсем недалеко, а впереди, в темнеющем мареве, колышущемся над знойной землёй, появились уходящие в небо слабо различимые дымки. Пока не хоронились, ехали спокойно. Широкий дубовый лесок вынырнул из-за высокого взгорья уже саженей через пятьсот. Толстоствольные деревья растекались между холмами, оставляя голыми их вершины. Сбавив шаг, поехали сторожко, прислушиваясь к звукам и тишине. Перед подъемом, среди деревьев, Власий, молодой характерник с выпуклой бочкообразной грудью и суровым вглядом придержал лошадь, ожидая, пока вокруг соберутся все донцы.

— Попробуем подойти поближе. — Его голос на первых словах намного охрип. — И от солнца. С этого бугра нас дозоры уже увидят, поэтому двинем по-над ним. Вскоре он кончится, там открытая низинка потянется. — Он прокашлялся и снова вернул твердость в голос: — Мы с Друнькой здесь проходили. Не было никого. Если они тут сторожей так и не поставили, значит, и в этот раз проберемся без сполоха. Перед станом подъем пойдёт. Как выскочим наверх, солнце останется за спиной. Там уж надо рвать галопом, пока татары не очухались, через лесок. Лес этот дубовый, чистый, ни одного сухостоя или валежника мы не видели. Наверное, татары пожгли все. Правда, кое-чего другого наоставляли. — Он поморщился, вспоминая. — Ну, для лошадей то не беда.

— Видать, давно стоят, — сделал вывод Пахом.

— Точно, потому и расслабились. Дозоры больше в кости играют, чем по сторонам секут. С этого края мы как раз на их часовых и выскочим. Рубим их, а дальше уже как получится.