Озвучивал он и размер дани, которую предстояло заплатить Варшаве, и это вызывало в сердцах шляхетства такой боевой пыл, что, казалось, они немедля готовы отправиться на войну против безбожных басурман.
Слова эти, конечно, находили самый живой отклик в гонористых сердцах слушателей, отвечавших громогласными криками и звоном чарок, опустошаемых во славу польского оружия и здравие короля Сигизмунда, который, по слухам, и сам был не прочь продолжить войну. И очень скоро эти слухи, обрастая как снежный ком по пути все новыми подробностями, зажили своей жизнью и прокатились по всей Варшаве, от самых роскошных дворцов до последних халуп.
Но это произошло чуть позже, а пока господин Рюмин гулял по залам королевского замка, раскланиваясь со знакомыми и любуясь прекрасными паненками. Впрочем, долго его одиночество не продлилось. К нему подошел слуга и почтительно попросил следовать за ним. Идя по длинным коридорам, они скоро оказались перед покоями Сигизмунда, где дьяк едва не столкнулся с двумя важными господами в немецкой одежде, в которых он не без удивления узнал братьев герцогов Курляндии и Семигалии Фридриха и Вильгельма. Их переговоры явно прошли не слишком удачно, потому что физиономии у представителей семейства Кетлер выражали недовольство. Но перекинуться даже парой слов им не удалось, пришлось ограничиться короткими взаимными приветствиями.
– Король ждет вас, господин посол, – тихо шепнул ему появившийся из-за портьеры слуга.
– А, вот и вы, – хмыкнул Сигизмунд, увидев склонившегося в почтительном поклоне Рюмина.
– К услугам вашего величества, – отозвался тот.
– К услугам?! – саркастически воскликнул король. – Как бы не так! Вы, милейший, присланы самозваным русским царем, чтобы ограбить и нас, и наше государство! Но знайте, хотя мы, подчиняясь обстоятельствам, были вынуждены признать Иоганна Альбрехта Мекленбургского на Московском престоле, но более никаких уступок не будет. Так можете ему и передать! Какое нахальство, требовать от нас Северские земли, Витебск и Левобережье с Лубнами. Да мы и на Чернигов согласились лишь потому, что это никому не нужная пустошь! Полоцк! Какой, к дьяволу, Полоцк?! Там мои войска! Попробуйте только напасть!
– Ваше королевское величество, – с изысканной вежливостью начал дьяк, дождавшись окончания королевского словоизвержения. – Все усилия нашего царя Ивана Федоровича направлены исключительно на поддержание мира в Русском царстве. И если ему не удастся помириться с вами, то он просто вынужден будет заключить союз с султаном Османом. Поймите правильно, и наш христианнейший государь, и я лично всем сердцем против этого противоестественного союза, но если нам не оставят выбора, мы будем просто вынуждены пойти на этот ужасный шаг. А если вспомнить, что с королем Швеции Густавом Адольфом нашу державу и без того связывают союз, родство и дружба, положение Речи Посполитой может стать совсем уж незавидным…
– Вы опять смеете угрожать мне? – подскочил Сигизмунд.
– Как можно! – вполне натурально возмутился Рюмин. – Мы лишь показываем, в какой ужасной ситуации оказались, и искренне молим вас о помощи, чтобы не допустить роковой ошибки!
– Хороша мольба! – всплеснул руками король. – Вы приставили мне нож к горлу и говорите, что просите помощи!
– Ваше величество, простите мою дерзость, но вы с моим государем уже были врагами, и ничем хорошим это не кончилось. Может быть, пришло время для дружбы?
– Нам нужно подумать, – наморщил лоб король. – Вскоре вы получите наш ответ, а теперь ступайте!
Выйдя из королевских покоев, Рюмин облегченно вздохнул и отправился искать Кетлеров. У него имелось одно деликатное поручение к братьям герцогам, и то, что они сами приехали в Варшаву, оказалось большой удачей.
Курляндия – маленький осколок некогда славного Ливонского ордена, зажатый между владениями богатой, но не слишком хорошо устроенной Речи Посполитой и так и зыркающей, где бы урвать кусок чужого добра, вечно голодной Швеции. Правили там потомки последнего гроссмейстера – братья Вильгельм и Фридрих Кетлеры, и главной их заботой было сохранить хоть что-то из наследия своих славных предков.
Надобно заметить, что получалось это у братьев не слишком хорошо. Сильные соседи то и дело норовили отнять у них хоть небольшой кус земли, и особенно в этом преуспела именно Польша, от которой маленькое герцогство находилось в вассальной зависимости. Но что хуже всего, некоторые подданные братьев вполне сочувствовали этим вороватым устремлениям соседей, посчитав, очевидно, что лучше присоединиться к сильному и богатому королевству, чем оставаться независимым голодранцем.
Разумеется, Кетлерам подобные рассуждения не слишком-то нравились, и, когда такой вопрос был в очередной раз поднят в местном ландтаге, Вильгельм недолго думая приказал инициатора повесить.