Б/У или любовь сумасшедших

Бульвар Сен-Мишель протекал мимо окон автобуса медленной плотной вереницей туристов. Каждый раз Ирину удивляло разнообразие лиц и одежды. Никто не был похож ни на кого. В этом году, считается, туристов мало — дождливый июнь и июль. Зато август выравнивает среднегодовую температуру. Жара за тридцать. В бассейне «Делиньи», самом фешенебельном, на Сене у моста, не то что негде лечь, — негде встать. Хорошо, что обнаружила маленький дешевый бассейн в десяти минутах ходьбы от дома. Площадь Поля Валери, тенистая улица Бабило. Это и есть настоящий Париж, и он нравится. А вот Сен-Мишель — оккупированная туристами территория. Улица Бабило сделала ей царский подарок — магазин замороженных продуктов. Все то же самое, что в лавочках и супермаркетах, но замороженное и в пять раз дешевле. Подарком поделилась с Ионой.

Да — Иона.

Надо забежать к нему, а потом к месье Марку. В этом платье? Иона любит, когда она в чем-то нарядном, необычном, его это радует. Но сегодня он поймет, что не до нарядов. Хотя…

Она любила свои вещи. Не от бедности. Нет, она по-прежнему была сказочно богата. Загадка кредитных карт, этих горшочков с манной кашей, продолжала работать. Убедилась три дня назад. Как всегда, с замиранием сердца сунула золотую карту в щель уличного автомата, набрала код, сумму, автомат выплюнул аккуратно тысячу франков — ее месячное, назначенное себе, содержание. Автомат был возле вокзала Монпарнас, очень удобно, доехала на девяносто первом. Назад решила пойти пешком и… опять не удержалась. На рю де Ренн в витрине «Кендзо» увидела матовые замшевые на высокой танкетке тупоносые туфельки — стилизация чего-то, что носят гейши. По сэйлу всего триста пятьдесят. Зашла в пустой магазин. Этот «Кендзо» всегда сбивал ее с толку, и еще Лора Эшли. Так и тянуло за сине-зеленую лаковую дверь с надраенной медной ручкой.

Если не считать случайные и необходимые покупки прежних странствий, туалеты ее являли собой сочетание двух несочетаемых стилей: восточного изыска и не менее изысканной стилизации Старой Англии. Может, поэтому на нее иногда обращали внимание люди «другого круга». Неделю назад на Монмартре с ней заговорил холеный загорелый немец. Не знал, как пробраться на Сен-Дени. Она объяснила на своем чудовищном французском. Он привязался: кто, откуда. Как всегда, нетерпеливо, чтоб прекратить расспросы, ответила: «Из Югославии». Он заахал: «О боже, несчастная страна! Я вам так сочувствую. Нет ничего ужаснее гражданской войны. — И вдруг неожиданное: — Вы бы не хотели жить в Германии? Я бы мог предложить вам хорошую работу. У меня дом в Целендорфе. Это Западный Берлин. Вы знаете Западный Берлин?»

О да, она очень хорошо знала Западный Берлин. Именно там, на Кантштрассе ей показалось, что человек в «мерседесе», следующем неотрывно за автобусом, — Леня.

— Да, я была совсем недолго. Это очень красивый город.

Немец просто просиял от счастья. Предложил встретиться вечером.

— Что она предпочитает? «Селект»? «Ротонду»? «Куполь»?

Он лично склонен предложить очень милый ресторан на площади Дофина. Если ей удобно, конечно. Ему удобно. Он остановился в отеле на рю дю Бак. Но если ей неудобно… он может заехать за ней, проблема только — по какому адресу.

— Мне удобно, — неожиданно для себя сказала Ирина.

Договорились встретиться на площади Сен-Мишель и оттуда пешком через Сену к этому самому «Дофину».

Через минуту она знала, что не придет на Сен-Мишель, а к шести навалилась такая тоска и вот это изматывающее любопытство к бездне. Заглянуть и, может быть, упасть, чтоб кончился, наконец, этот бредовый сон.

Утром, когда смотрела в высокое окно-дверь на парижские крыши и видела меж ними зелено-красно-желтое сооружение на площади Италии, думала: «Господи, какое счастье жить здесь, все это видеть, пускай затравленной крысой, забившейся в парижскую щель, пускай воровкой, пускай консьержкой…» А по вечерам наваливалось другое. Удушающая, как газы в Первую мировую, тоска.

И в тот вечер тоже. Она открыла шкаф. Куда угодно, с кем угодно, только бы не быть одной. «Господи, сколько же она успела набедокурить. Вот это — коричневое платье с украшением из разноцветной, как перья попугая-амазона, синельки было куплено на узенькой улочке Венеции, у «Унгаро», а вот эта кожаная куртка с лаковыми аппликациями, веточками бамбука — первая проба пера. Инстинкт подсказал, что с такой кредитной карточкой надо покупать в дорогом магазине. Все это случилось давным-давно, кажется, вечность назад».

Угол Маркет-стрит. До Даун-тауна^[5] один квартал. Она толкнула хрустальную дверь, мелодично прозвенел звонок, и тотчас из глубины магазина, покачиваясь на высоченных каблуках, двинулась навстречу красавица-мулатка.

Она и сейчас помнит ужас, охвативший ее. «Зачем она это сделала? Мулатка проверит карточку по компьютеру, и ей конец». Но назавтра предстояла операция-икс: машина напрокат, по чужим документам. Нужна была проверка, и вот теперь она эту проверку совершает.