Баба Шанель

Сергей. Ну и вот тогда. (Вдруг закричал, завизжал.) Молчать в тетрадь! Всем в тетрадь! Полный покой!

Капитолина. Покой нам только снится.

Сергей. Хватит! (Орет, бегает по залу.) Надоело терпеть! Я хочу настоящий ансамбль, а не эту дурную самоделку! Я хочу ездить на конкурсы, на гастроли, я хочу огня, огня! Черт побери, ведь я закончил «Чайник»!

Ираида. Как – чайник?

Сергей. Училище имени Чайковского называется «Чайник»!

Капитолина. Хорошо хоть не «Гомик».

Сергей. Молчать! Я учился по классу баяна и по классу хоровое дирижирование! Я художник, а мне приходится в обществе, извините, инвалидов за копейки вкалывать, с тетками без слуха маяться дурью, а им медведь всем на ухо наступил!

Нина.

Вот тебе раз. А ты, Сара, хотела его на себе женить.

Капитолина. Вот она, голая правда.

Сара(истерично кричит, закрывая лицо руками). Вы – кобель! Она просто помоложе нас и вы ее в ансамбль тянете!

Сергей. От вас от всех пахнет! Старостью пахнет!

Ираида. А от Бабы Шанель – Шанелью пахнет, так, что ли?

Сергей. Да! Шанелью! Я хотел обновить ансамбль, влить в него новую кровь, новую!

Нина. А как же наша песня: «Твое тепло, мое тепло, вот и не холодно»?

Сергей. Холодно мне с вами! Холодно! Конец. Все. Ансамбль закрыт. Я ухожу. Ухожу в никуда. Лучше грузчиком. Прощайте. Сдайте ключ на вахту. И мой баян – он дэковский, тоже туда отнесите. Если сил хватит, старые марамойки!

Сергей заплакал, кинулся к плакатам, что на стенках висели, принялся их срывать, разрывать руками и зубами, кидает их на пол, топчет.

И снимите с себя эту гадость! Уберите! Краше в гроб кладут! Снимите эти клоунские наряды! Вы клоунессы, понимаете? Фрики долбанные! Над вами смеются! Куклы разрисованные, матрешки! Это китч, вы понимаете? Это дешевый китч! Русско-народное говно! Разве народ так одевается? Нет! Русские одеваются иначе! Ишь, русский ансамбль «Наитие»! Позор! Роза Николаевна, уйдем от них, у меня есть к вам разговор! Прощайте!

Ушла Роза, следом Сергей. Они на прощанье хлопнули дверью так, что люстра под потолком закачалась и звякнули на ней стекляшки.

Молчание.

Капитолина. Чего это он?

Тамара. Да ладно вам. Ешьте. Пейте. В первый раз, что ли? Он уж нам в который раз этих девчонок, которые только-только на пенсию вышли, под бок подкладывает, в ансамбль сует. «Томка-Стакан», это ж надо ж такое придумать? В голове не поместится.

Нина. Баба Шанель, ишь.

Тамара. Баба Шанель, да. Пусть не надеется. Мы стоим плечом к плечу, между нами пальца просунуть невозможно. Да ведь, девочки? Он побегает и вернется, никуда не денется. Где он еще такие кокошники найдет. А ну, пошли на сцену, встанем, споем, чтобы успокоиться. Ну? Пошли, пошли…

Все впятером вышли на эстраду, встали, Тамара командует:

Три-четыре!

Все поют:

«По долинам и по взгорьям!Шла дивизия вперед!Чтобы с боем взять Приморье!Белой армии оплот!..»

Молчание.

Капитолина. Стоять трудно. Стулья давайте возьмем, сядем и споем. Сижа споем.

Пошли к столу. Взяли стулья, волокут их на эстраду. Потолкались, сели. Тамара командует:

Тамара. Три-четыре.

Все поют:

«Наливалися знамена!

Кумачом последних ран!Шли лихие эскадроны!Приамурских партизан!..»

Молчание.

Капитолина. И что он в ней нашел? У нее ведь не тем концом нос пришит. (Пауза.) Ой, девки. Хоть она и белая, а что-то покраснела я. Пьяная стала. С сердцем мне плохо… Положите меня куда-нибудь… куда-нибудь… нибудь-куда…

Капитолина Петровна, падая на стулья, ухватилась за край кулисы, которая прикрывала гипсовый бюст. Красиво и театрально она потащила кулису за собой, и вдруг перед всеми предстал ярко-белый, недавно выкрашенный известкой, бюст Ленина.

Все визжат, вскочили, стулья сдвинули, уложили Капитолину Петровну, бегают вокруг нее.

Сара. Капочка, воды?

Ираида. У меня есть таблетки с собой!

Бегают, дают Капитолине Петровне воды, лекарств, встали вокруг нее.