Бабье царство.

"Хотя, кто их только возьмёт таких, без приданного, — пронеслась у неё в голове грустная мысль. — Народ тут конкретный. Нет приданого — сиди всю жизнь в девках, какая бы ты раскрасавица бы ни была".

Думаю, пять сотен из Дюжинского капитала мы всяко выделить сможем. На Рожайке они нам погоды не сделают.

Визит.*

В том что Машка Корнеева дура и так ничему за прошедшее время и не научилась, а малолетняя соплячка баронесса Изабелла де Вехтор под стать ей, Староста города Старый Ключ Сила Савельич Худой убедился этим зимним утром окончательно. Такую дурость, что эти две малохольные глупые бабёнки учудили, трудно было даже вообразить. Они по старой закладной купили разорённую швейную мастерскую.

Да не просто купили, а с каким-то хитрым вывертом. Сначала банк по старой закладной забирает у бывших хозяев старые гнилые развалины, погашает все накопившиеся к этому времени долги, а потом безвозмездно, то есть даром, передаёт полученные строения и оборудование в собственность баронессе Изабелле де Вехтор. С какой-то непонятной, мутной формулировкой, что баронесса отныне все денежные операции связанные с этой мастерской будет проводить только через банк "Жмчужный". Мутатень какая-то. А что, до этого дня она делала как-то иначе?

И такие траты, пятьсот золотых, после того, как этот славный в прошлом банк, скатился на грань нищеты, не имея фактически никакой наличности, чтобы даже расплачиваться с собственными работниками. Не зря же они всех уволили, не имея чем им платить зарплату.

И, эта самоназначенная банкирша Марья Корнеева, вместо того чтобы самой привести дело в порядок, раз уж потратила свои средства, и самой получить с того прибыль, передала фабрику баронессе. Да за так, задаром.

Впрочем, подобные расклады Старосте были совершенно не интересны, да и не касались его. А вот вопрос со старой закладной и старыми владельцами его касался непосредственно. Все вопросы надзора за сиротами в этом городе, вопросы пользования их движимым и недвижимым имуществом, его касались самым непосредственным образом. Он обязан был следить чтоб сирот не обижали. И к своим обязанностям Сила Савельич Худой относился более чем серьёзно.

Человеку, вздумавшему бы обидеть сироту в этом городе, от него бы не поздоровилось. В чём, в чём, а в подобных вопросах, Сила Савельич был неумолим и беспощаден. За что в городе и уважаем весьма. Что, собственно и позволяло ему вот уже более сорока лет занимать хлопотную должность городского Старосты, к собственному своему удовольствию.

Силе Савельевичу нравилась его должность. Ему нравилось быть честным и справедливым по отношению к сиротам. К другим? Сила Савльич придерживался мнения, что другие сами о себе позаботятся. А вот сирот обижать нельзя. Он сам в детстве хлебнул нмало лиха, оставшись в десять лет круглым сиротой. И знал, что это такое, когда ты никому не нужен. Поэтому любому, вздумавшему бы нажиться на сироте или попытаться ограбить его, он бы сам, самолично вырвал гланды. А потом бы ещё и поплясал на них.

Поэтому когда к нему в усадьбу с раннего утра пришла Марья Корнеева и поставила его в известность что банк рассчитывается по закладной семьи Саниных и вступает в права по имуществу, он поначалу взбесился. Сами нищеброды, так и других такими же сделать хотят. Вздумали выкинуть сирот на улицу.

Но когда узнал, что банк платит за эту развалюху отступного в размере пяти сотен золотых — первоначальной суммы залога с накопившимися за прошедшее время долгами, тем самым полностью рассчитываясь по старым долгам фабрики семьи Саниных, он успокоился.

Четыре сотни уйдут на сторону — это было понятно, но с оставшейся сотней золотых в кармане старым хозяйкам была гарантирована минимум десятилетняя безбедная жизнь в городе.

А когда, пошарив по пыльным углам и найдя на чердаке, в чулане и на фабричной свалке ещё с десяток каких-то старых, разбитых остовов, то ли от швейных, то ли ещё от каких-то машинок, бывшего когда-то многочисленного фабричного оборудования, и Машка согласилась заплатить за этот хлам ещё полсотни золотых, он окончательно успокоился. С сиротами рассчитались полностью и по справедливости. Теперь у этих двух чересчур гордых соплюшек сестричек Светки и Лизки было на что жить.

К вопросу об иерархии…*

Оформление окончательно всех бумаг, много времени не заняло. Быстренько подмахнув представленные ему документы и тут же, прямо на старом листе акта приёмо-передачи имущества небрежно зачеркнув цифру один, напротив графы "оборудование", и проставив там цифру десять, и тут же под ней расписавшись, Староста пересчитал полученные деньги.

Довольный, как человек, честно выполнивший трудное, но нужное и важное дело, с чувством глубокого удовлетворения он вручил сто пятьдесят золотых сёстрам Саниным, а сам с чистой совестью отбыл домой с четырьмя сотнями в кармане. С должниками по фабрике он потом уже сам рассчитается. Его главное дело было сделано. Сирот не обидели.

На фабрике же остались лишь Маша с Беллой, да Дашка, с самого этого утра, казалась приклеившаяся к ним намертво, словно пластырь.