Серафимович Александр

Бабья деревня

Александр Серафимович

БАБЬЯ ДЕРЕВНЯ

Это было в восемнадцатом году, По кочкам и корневищам долго ехал Сергей. Куда ни глянешь, пни вырубок или глухие, молчаливые сосны.

Дикое место. От железной дороги сто пятьдесят верст.

Вот наконец и деревня, - в снегах на горе..

Внизу речка застыла, лишь черные полыньи дымятся. Кругом сизые от мороза леса, - раздолье!

У большой избы ямщик постучал кнутовищем.

Вышла баба в перетянутом ремнем тулупе, в треухе и в штанах.

- Агитатора из городу вам привез, - сказал ямщик, показывая кнутом на Сергея.

- На кой он нам!

Повернулась, отворила ворота и сказада:

- Въезжайте во двор. Лошадь в сарай заведи, теплее будет, а сами идите в избу, погреетесь.

Сергей с ямщиком сидят распаренные в жарко натопленной избе и тянут, обжигаясь, чай с блюдечек.

А уж полна изба набилась баб - и молодые, и старухи, и девки.

"Да все ядреные какие, девки-то, кровь с щлоком. Ишь глазами блестят... - подумал Серге|, схлебывая с блюдца и прикушивая медком. - И все в штанах да в треухах, по-мужичьи".

- А чего же у вас мужиков-то не видать?

- Все мужики пропали, - сказала старуха, глядя в угол.

- Жанихов теперича ни одного, - печально засмеялись девки.

- Один мужик па разводку остался, да и тот безъязычный.

- Как так?

- Ды так. Пришел енерал Колчак и давай сгнущаться над народом - ды тянут, ды разоряют, ды бабам нет житья, сколько девок перепортили. Мужики терпели, терпели да все убсглп к балшавикам. А из них роту энти сделали. Ну, наши и стали бигь Колчака. Выгнали из деревни и погнали. Страсть наклали оно. А потом, слышим-послышим, все наши полегли под одним городом. Брали город у Колчака, все полегли до единого.

В избе стало тихо. Курлыкал самовар, да за печкой сверчок т ренькал.

- Чего же вы все мужиками оделись?

- Нужда загнала. Лес ли рубить, алп какую чижолую работу, где же в юбке - не справишься.

- И девки в портках, - сказал ямщик, показывая зубы изза блюдца с дымящимся чаем.

Девки весело засмеялись, блестя глазами:

- А чем же мы хуже вас?

- Ну, ладно, - сказал Сергей, отодвигая чашку, - делу - время, потехе час. Кто у вас председателына совета?

- Да она же, - указали на краснощекую коренастую хозяйку избы.

- Так сбей сход, а я поговорю с вами. Я из города прислан от партийного комитета.

- Да мы почитай все тут. А каких нету, в лесу делянки рубят либо сено с лугов возят. А об чем говорить-то будешь?

- Обо всем: об совехской власти, о разрухе, о коммуне...

Тут все бабы азартно закричали:

- Не надо нам коммунн! Будь ты проклят с ней, рогатый черт!

- Надень себе ее на рога!..

- Штоб ты издох с ней, с твоей коммунией!..

- Да вы что, аи белены объелись? - спрашивал изумленно Сергей.

Но бабы его не слушали, а с красными, пошыми злыми лицами - в избе была невообразимая давка - кричали, махали перед его лицом кулаками.

- Носастый сатана!..

- Запрягай да подобру-поздорову по морозцу...

- Ишь ты, подобрался: мужиков нету, гак он втихомолочку с коммунией подъехал.

- Да постоите! - кричал Сергей, притиснутый в самый угол. - Чего ж вы взбеленились? Что ж, вам сладко так-то живется?

Бабы сразу опали:

- Куды слаже. У кого брата, у кого мужа, у кого сыновей...

Тяжелые вздохи пронеслись по избе, набитой бабами. Блеснули слезы.

- Ну, вот. Небось и с хозяйством не ладно. Голодно, холодно, особенно многосемейным да бедноте.

- Ды как, - сказала хозяйка, утирая глаза. - Чшкало.

С весны пахать надо, - нечем взяться. У кого лошаденка, - плуга нету. У кого плужок, - худобы нету. Ложись да помирай. Сбились мы, все бабы; галдели, галдели, порешили на том - сообча пахать. Опять же кажную полоску пахать в отдельности - толков не выйдет, до осени пропашем. Порешили бесперечь всю землю запахать. Согнали лошадей со всей деревни, сволокли все плуги, бороны, вышли всей деревней и давай пахать, а следом боронить. Одни лошади выбились - отставили на отдых, других запрягли. Эти выбьются - опять их на отдых, - энтих запрягем. Бабы, девки выбьются из сил, - другие берутся, а энти отдыхают. Так, по переменкам, с раннейто зорюшки до поздней самой темноты. Не успели оглянуться - аи земля вся вспаханная.

- Ну? - сказал Сергей, с удивлением глядя на баб.

- Не нукай, не лошадь тебе, - засмеялись девки.

- Ну, таким же манером отсеялись. А хлеб поспел, тут и вовсе гужом надо работать, - нету полосы твоей али моей, вся обчая. Опять же косилка одна на всю деревню. Ну, и стали косить, переменяясь. Ночи светлые выпали, месяц, - так день и ночь косили, все сняли, вымолотили сообча и ссыпали в обчественный анбар: смотреть за хлебом и караулить легше, как он весь вместе. С тех пор свет ясный увидали.

- Ну, а как же вы хлеб делите? По работникам али как? - спросил Сергей.

- Спервоначалу, которые без детей, заспорили, чтоб но работникам делить. Ну, мы собрались и порешили: по едокам делить. Потому, у которой бабы много детей, чем же она виновата?

- Ну?

- Опять поехал, - подхватили девки со смехом.