Бабочки Креза

В доме определенно не было ни Гектора, ни кого-то другого. Но где Лев Борисович? Может быть, и дверь, и калитка открыты потому, что он ушел? Но куда он мог уйти, не заперев своего жилья в такую лихую пору? А если… Аглая вспомнила настороженность за окнами соседей, за заборами… а если он не сам ушел, а его увели? Арестовали? И совсем недавно! Тогда она чудом, истинным чудом избежала очередной ловушки, западни, коих за сегодняшний странный и страшный день оказалось неимоверно много.

А Гектор?!

При мысли о нем сердце заколотилось до боли, дыхание прервалось. Он — еще не приходил? Или пришел, и его тоже увели вместе с хозяином? Его и здесь подкарауливали? Черт, черт, черт… Ну с чего он взял, почему был так непоколебимо убежден, что у Льва Борисовича окажется совершенно безопасно и надежно? Если Аглая права и Наталья предала его, здесь обязательно должна была ждать засада, точно так же, как в доме Натальиной тетки. Значит, Гектор пришел и наткнулся на засаду. Но тогда… Нет он бы не сдался тихо, безропотно, тут началась бы такая пальба, что слышно было бы на полгорода, в ночной-то тишине звуки перестрелки донеслись бы и до Аглаи. А ведь все было тихо, пока она шла сюда. Совершенно тихо!

Значит, хозяина увели одного, а Гектор здесь еще не появлялся. Нужно выйти, выйти отсюда, из ужасного давящего мрака, подождать Гектора на улице!

И вдруг Аглая замерла, прислушалась. Тишина вовсе не была такой уж абсолютной, как ей показалось сначала — откуда-то доносились странные звуки, словно бы потрескивание.

"Уходи отсюда!" — велела она себе, но почему-то, наоборот, пошла вперед. Миновала прихожую, потом небольшую темную комнату — и оказалась в комнате побольше, освещенной слабым мерцанием. Так вот что потрескивает — огонь в камине. Отсюда и дымком тянуло. Наверное, высокий, просторный, изящно обрамленный камин давно не чистили. Аглая вспомнила слова Гектора, что Лев Борисович дружил с его отцом. Наверное, тот и соорудил в доме друга такой чудесный камин. А в нем что-то жгли, совсем недавно причем. Бумаги жгли! На полу валяются их обрывки, множество бумаг, книг, альбомы какие-то разбросаны, да и в камине скорчились обугленные листки.

Наверное, бедный Лев Борисович знал, что к нему могут прийти, пытался сжечь какие-то компрометирующие, опасные документы. Что же могло у него быть такого опасного?

Аглая вытащила из камина несколько обугленных листков. Это были письма без конца и без начала, почти уничтоженные огнем. Удалось разобрать только какие-то отрывки:

"…Я очень рад, что мы выбрали для жительства Москву, а не Петроград, здесь все же самую чуточку спокойнее. Но я бы хотел вернуться в Нижний, город для меня… хоть и много позора…"

"Жизнь идет, а я все чаще вспоминаю… моя дочь… судьба ее очень меня беспокоит… оставил ради… получил за это, кроме горя и стыда? И если бы не ты и…"

"…умерла неделю назад, я остался вдовцом, бездетным, одиноким, никому не… ни одной из… может быть, только вам, мои верные, дорогие дру…"

Еще на полу валялась почтовая открытка. Ни изображения, ни текста нельзя было рассмотреть, зато половинка с адресами сохранилась, почти не тронутая пламенем, и на ней можно было прочесть обратный адрес: "Москва, Сивцев Вражек, номер 18, дом В.Н. Проскурина" .

Проскурин, Проскурин… Отец Ларисы Полетаевой! "Тогда ее звали Лариса Проскурина", — говорил Гектор. Почерк на открытке тот же, что и на обрывках писем — их Проскурин написал другу, Льву Борисовичу. Но что же было такого в его письмах, что хозяину дома срочно понадобилось их жечь?

Или это сделал кто-то другой?

Кто?

Огонь в камине вдруг ярко вспыхнул перед тем, как погаснуть, и Аглая увидела на полу какие-то темные пятна.

Что такое? Кровь?

Ее качнуло. Девушка схватилась за край стола, оперлась… Что-то упало. Она посмотрела, морщась от подступающей тошноты, — подсвечник упал и покатился по столу. Взяла его, подсунула фитиль свечи в камин к последним всплескам огня. Свеча загорелась, Аглая подняла ее, защищая ладонью, поднесла свет ближе к загадочным пятнам.

Да, похоже на кровь. Цепочка тянется от входной двери, а у выхода из комнаты крови больше, ее следы видны и на стене, и на многочисленных книжных шкафах, и у двери…