Аглая, светя себе и изо всех сил пытаясь не наступить в кровь, шла по страшному следу. Толкнула дверь. Почти от порога поднималась лестница, на ее площадке возвышались книжные стеллажи, заставленные множеством журналов. Наверное, они не помещались в шкафах, вот их и выставили сюда. Аглая подняла свечу, вчитываясь в названия: "Живописная Россия", "Искусство и жизнь", "Алконост", "Российское законодательство", "Юриспруденция и право", "Архитектурный журнал"…
"Архитектурный журнал"! Это был как бы привет от Гектора, как бы пожелание держаться, набраться сил.
Аглая опустила свечу, шагнула вперед — и вскрикнула при виде человека, неподвижно лежащего у подножия стеллажей.
Смотрела, замерев, на миг допустив самое страшное. Но нет, это не
О господи, зачем ему нужны были какие-то журналы в последнее мгновение жизни? Почему ему непременно нужно было стащить с полки один из номеров "Архитектурного журнала", в последнем усилии жизни открыть его и… и умереть, забрызгав страницу кровью, уткнувшись скрюченным пальцем в размашистую надпись поперек страницы:
Аглая скользнула взглядом к названию статьи:
Аглая прочла строку несколько раз — тупо, не веря глазам. А потом уронила свечу и закрыла лицо руками.
Понятно, чего хотел умирающий старик. Он хотел назвать своего убийцу. И он его назвал.
Кирилл Шведов…
Гектор!
— Здравствуйте. Я вас не разбудил? — спросил томный голос.
— Ничего, — пробормотала Алёна, выдираясь из бездн сна. — Спасибо, что разбудили, я что-то проспала. Ой, уже восемь… А вы кто?
— Я Сева. Из "Мадам Баттерфляй".
— О господи! Привет. Доброе утро. Что-то случилось?
— Да! — торжественно заявил Сева. — Бабочки Аполлон и Мнемозина стерты, но рядом с пятном нарисованы новые. — Сфинкс и Ипполита.
— Погодите-ка… — растерялась Алёна. — А Наталья Михайловна приходила?
— Нет.
— Слушайте, так вы мне позвонили, чтобы о бабочках сообщить? — никак не могла взять она в толк.
— Ну да. Вы ведь будете о них детектив писать?
— Нет. Не буду!
— Ну и зря! — обиделся Сева и бросил трубку.
Алёна побрызгала на лицо минеральной водой из пульверизатора, причесалась и побрела пить кофе.
Вот так Сева… Чокнутый какой-то, честное слово! Хотя спасибо, в самом деле, что разбудил. Вчера Алёна забыла поставить будильник, и если бы не Севин звонок, она и до десяти могла бы проспать. А ведь работать надо, однако!
Но сначала умываться.
Стоя под душем, она думала о том, что надо наконец браться за роман, а не ерундой голову забивать. Ну что ей какие-то бабочки, в самом деле! Какой конкретный прок оттого, что она разгадала список? Никакого. И что толку в мыслях, которым она сейчас предается, словно тайному пороку? Никакого опять же…
Мысли же, которым Алёна предалась, словно тому самому, сводились к следующему: почему именно эти бабочки и именно в такой последовательности появляются на стене?
Почему-то она не верила, что порядок их "прилета" случаен. Есть, есть какая-то закономерность. Но в чем она? Может быть, в смысле мифологических названий? Зефир, Менелай, Аполлон, Мнемозина, Сфинкс, Ипполита. Что означают их названия? Западный ветер, обманутый супруг, свет, память, загадка, царица амазонок. В цепочке вполне логично уживаются рядом понятия: свет, память, загадка и амазонка. Например, кто-то хочет высветить в памяти загадку какой-то воинственной женщины. Но при чем тут Менелай и западный ветер? А впрочем, может быть, обратиться к другому названию Менелая? Сева говорил, его еще называют сапфировой бабочкой. А Зефир — бриллиантовый. Может быть, смысл именно в сапфирах и бриллиантах?
Смысл, смысл…
Бриллианты… бриллианты сверкали в ушах Натальи Михайловны. И вроде бы там были еще и сапфиры. Или нет?