Бабуин мадам Блаватской

Другие знакомые ЕПБ были настроены более скептично. Русский писатель Вс.С.Соловьев, яростный ее противник, утверждал, что поймал ее за производством "феномена" со звоном астральных колокольчиков. Он также писал, что обнаружил в ящике ее стола стопку неиспользованных конвертов, в которых Учителя присылали письма[96]. Само по себе это не доказывало ее шарлатанства, поскольку предполагалось, что "мысленно передается" не бумага, а только текст письма. Но других улик не понадобилось: Блаватская со свойственной ей потребностью в хвастовстве и с неблагоразумной доверительностью якобы призналась Соловьеву, что феномены были поддельными, добавив, что людей нужно обманывать, чтобы иметь возможность управлять ими. Соловьев не смог восхититься ее макиавеллиевской позицией. ЕПБ в ответ назвала его "Яго от теософии"[97]

. Такие разоблачения едва ли могли нанести ущерб ее безнадежно испорченной репутации, и нельзя винить ее за желание немного поразвлечься. Жилось Блаватской тяжело: помимо других недомоганий, она страдала одышкой, и подниматься вверх по лестницам было для нее настоящей пыткой. Но она не сдавалась.

После странствий по Европе весной 1877 г. она наконец обосновалась в Лондоне, где ее поддерживали богатые друзья- аристократы – леди Кэйтнесс, графиня Вахтмайстер, мисс Франческа Арундейл и дядя и племянник Кейтли. Они помогли ей открыть журнал "Люцифер" и специальное отделение Теософского Общества в Лондоне – Ложу Блаватской. ЕПБ наслаждалась вниманием новых поклонников, но только лишь удовлетворенного тщеславия ей было мало. Поэтому она решила организовать мощную базу в Европе в противовес адьярской.

Ехать в Лондон ей не хотелось. "Что толку звать меня в Лондон? писала она своей британской последовательнице. – Что я сделаю, что я смогу сделать среди ваших бесконечных туманов и эманации высокой цивилизации?"[98]

. И, будучи благодарной мисс Арундейл за предложение гостеприимства, Блаватская тем не менее предсказывала: "...через семь с четвертью минут я стану невыносима, если приму его и осчастливлю Англию своей громоздкой персоной"[99]. Предсказание, похоже, было вполне оправданным, поскольку вскоре ЕПБ называла мисс Арундейл и двух ее приятелей "теософско-этической урной с двумя ручками– чела"[100]

.

Поначалу она поселилась в южном пригороде Лондона вместе с популярной писательницей-теософкой Мэйбл Коллинз, и продолжила работу над своей новой книгой. Рукопись была в полном хаосе. Секретарь Лондонской Ложи Бертрам Кейтли и его дядя Арчибальд (две "ручки-чела") взялись редактировать ее, но пришли в отчаяние, увидев груду исписанных бумаг в три фута высотой и без всякого разумного порядка. Они начали решение задачи с того, что перевезли Блаватскую в свой дом в Холланд-Парк по Лэнсдаун-роуд, 17, где могли наблюдать за ее работой.

Здесь ЕПБ посещало множество выдающихся гостей, в том числе У.Б.Йитс, который позднее сравнивал Блаватскую со старой ирландской крестьянкой, одновременно набожной, печальной и лукавой. Йитс очень серьезно относился к возрождению восточной мудрости и занимался разнообразными эзотерическими дисциплинами: хирософией (пальмистрией), небесной динамикой (астрологией), хромопатией (целительством при помощи цвета) и полиграфикой (формой автоматического письма). Заинтересовавшись теософией после прочтения "Эзотерического буддизма" Синнетта, однако сомневаясь в существовании Учителей, он вступил в Теософское Общество при содействии Мохини Чаттерджи, который приехал в Дублин в 1885 г. "с маленькой сумкой в руках с "Марием-эпикурейцем" в кармане"[101]

. На следующий год Мохини еще раз приехал в Ирландию, чтобы связаться с недавно основанным Йитсом Герметическим обществом[102]. Он сказал поэту, что "жители Востока" имеют совершенно иное представление об истине, чем европейцы[103]. Йитс не услышал в этом заявлении иронии – видимо, потому, что нашел "юного брамина" очаровательным.

Позднее Йитс рассказывал, как трудно было освободиться от чар, которые Мохини распространял на всех, с кем встречался. Поклонявшийся красоте поэт предпочитал Мохини и Анну Кингсфорд Блаватской, которую он считал менее интуитивной, хотя и более добродушной. Впрочем, ЕПБ послужила прототипом миссис Аллингем в его романе "Пестрая птица", в котором также фигурирует и Анна Кингсфорд. Анна тоже была очарована Мохини. Человек, которому с такой легкостью удалось покорить Йитса, Кингсфорд и вульгарную мисс Леонард, явно представлял силу, с которой трудно было не считаться.